Ровенна Миллер - Власть [litres]

– Пожалуйста, не будем больше говорить об этом.

Сайан тут же увлек меня занимательной беседой, которая наверняка пользовалась бы успехом в «Крольчатнике», хотя я никогда не призналась бы в подобном. Серафец достал из кармана набор серебряных игральных костей, обучил меня простой игре на деньги и развлекал до позднего вечера. О присяжных и повешении я и думать забыла.

На следующий день я принялась шить новое платье из ткани, которую оставил для меня Кристос. Я почти закончила лиф, когда во второй половине дня подумала, что, должно быть, жюри уже огласило решение.

Встречая у порога Кристоса, я с первого взгляда поняла – ему даже не потребовалось ничего говорить, так болезненно напряжен был брат, – что Нико признали виновным.

В город наконец приехала Пенни. Она порхала по дому, нося у груди все еще безымянного младенца в аккуратно спеленутом коконе, изо всех сил стараясь сделать помещения как можно уютнее. Грандиозный особняк в классическом галатинском стиле был огромен. Ни Пенни, ни Кристосу, ни даже мне никогда не доводилось жить в таких больших домах. Однако и он тоже стал жертвой войны. На всех трех этажах почти отсутствовала мебель, портьеры давно сорвали из-за ткани, а в нескольких комнатах роскошные деревянные полы и стены, обитые шелком, были испещрены отметинами когтей и всевозможными пятнами – внутрь однажды пробралась стая бездомных собак.

Ворча и дружески подшучивая, Пенни заставляла меня ей помогать. Я не сказала ей, что согласилась покинуть свои комнаты лишь потому, что мне стало стыдно наблюдать, как она пытается обдирать со стен обои и полировать полы, одновременно приглядывая за младенцем.

– Любопытно, кто здесь жил, – гадала Пенни, пока мы срывали со стены испорченный шелк.

Она с трудом держалась на стремянке, но спускаться на пол отказывалась. Младенец крепко спал в корзине неподалеку.

– Одна из дам Поммерли, – ответила я, разрывая кусок неподатливого шелка. – Поэтому меня совсем не мучает совесть за то, что мы заняли этот дом.

– Поммерли были одними из худших, правда? – Пенни намотала полосу обоев на руку. – И еще тот адмирал… Как же его звали?..

– Пенни, ты только что пережила самое важное историческое событие в многовековой истории Галатии и не можешь вспомнить фамилию адмирала? – засмеялась я. Смех получился странным и хриплым, но я ему обрадовалась. – Мерхевен. Его звали Мерхевен.

– Точно! – Пенни спрыгнула с лестницы. – Что ж, хозяева покидали дом в спешке. В кладовке полный бардак.

– После собак мало что осталось, – кивнула я.

Я не стала упоминать, что конкретно эта дама не покинула город.

– За что возьмемся, когда закончим? – поинтересовалась Пенни. – Сомневаюсь, что у нас завалялось столько ткани.

– Конечно, нет. Нам придется покрасить стены. Возможно, в медно-зеленый цвет, – хитро улыбнулась я.

– Ни за что. Даже если это модно, мне плевать. Этот цвет слишком яркий! Он хорош для шляпки или туфелек, но постоянно смотреть на него? Бр-р!

– Алиса нарочно нам его предложила, – сказала я и снова хихикнула.

– Не может быть! – рассмеялась Пенни.

Малышка проснулась и расплакалась, маленькое личико покраснело от натуги.

– Снова проголодалась, – проворковала Пенни, достала сверток из корзины и ловко освободила грудь из платья. Ребенок поспешно впился в сосок. – Ах ты, жадина.

– Девочке уже почти сто дней. Не пора ли дать ей имя? – спросила я, собирая обрывки грязных обоев в мусорную корзину.

– Мы как раз думали об этом, – тихо ответила Пенни. – И хотели организовать в ее честь небольшой праздник. Кристос сказал, это пеллианская традиция.

– Кристос раньше никогда не интересовался пеллианскими традициями, – удивилась я. Возможно, рождение ребенка все изменило, и теперь он хотел передать наследие дочери, пока не стало слишком поздно. – Если хочешь, Эмми поможет украсить помещение, да и Лиета тоже будет на седьмом небе от счастья. Она обожает младенцев.

– Ну и чудесно, – ответила Пенни. Она помолчала, затем собралась с мыслями и продолжила: – Мы выбрали имя, но я хочу твоего благословения. Если тебе не понравится, мы выберем другое.

Я оторопела.

– Конечно, говори, – сказала я в полном замешательстве.

– Теодора, – тихо произнесла Пенни. – Мы хотим назвать ее Теодора.

Комната вдруг показалась мне чересчур тесной, слишком яркой и почему-то размытой. Это мои глаза налились слезами.

– Да, – пробормотала я. – Это было бы чудесно.