Константин Соловьев - Холера

С другой стороны, в стопках потрепанных грязными руками бумажных конвертов нет-нет да и попадалось что-то стоящее внимания. Так Холера обнаружила помутневший, поцарапанный, но вроде бы не утративший своих музыкальных свойств кристалл миннезингерского квартета «Все двери Ада», включающий в себя ее любимую арию «Þetta er endirinn». Ах, дьявол! Холера даже ощутила размягчение внизу живота, когда ее воображение проиграло увертюру к арии, наполненную тревожным гулом клавесина, усиливающимся до штормящего крещендо, в волнах которого тонущим кораблем тяжело бьется душа. Вот-вот, уловив миг паузы, вступит насмешливая пьяная скрипка, нарочито искажающая заданный клавесином лейтмотив, и низкий, невероятно сексуальный голос Джисфрида Морриона начнет петь, растягивая окончания слов, отчего тело изнутри примется таять и плавиться, не выдерживая вливающейся в него энергии:

Отложив с неохотой «Двери», Холера сделала находку еще лучше — почти не потрепанный конверт «Развратных аркебуз», с оборотной стороны которого на нее насмешливо взирала гравюра Сигфрида Вишуаза, от одной улыбки которого у Холеры захлюпало в ботинках. Черт подери, когда-то она могла кончить не снимая штанов, только лишь от первых тактов «Сатана, храни императрицу» или «Án tilfinninga». Хорошее было время… Холера с удовольствием бы стянула музыкальный кристалл с прилавка, спрятав под колетом, кабы не полная бессмысленность этого действия. Единственной музыкальной коробкой в Малом Замке был аппарат Саркомы, которая скорее объедет весь Броккенбург на хромой козе с веником в руках, чем одолжит эту драгоценность своей подруге Холере.

Холера вздохнула, погладив нарисованного Вишуаза по щеке. Ее часто упрекали в жестокости и необдуманности, и не без оснований, но бессмысленных действий она старалась не совершать.

За палатками с музыкальными кристаллами Холера чуть было малодушно не свернула, очень уж силен был гуляющий в здешних краях запах. Запах, который мог бы показаться приятным разве что существу, привыкшему купаться в раскаленной смоле и вдыхать ядовитые сернистые испарения. Пахло тут скверно, кисло и сладко одновременно, даже хуже, чем в алхимических лабораториях, когда магистр Голем разводил пары под своим ржавым тигелем, демонстрируя будущим ведьмам трансмутацию одних чудовищно смрадных элементов в другие, не менее благоухающие.

Будь Холера менее брезглива, она нашла бы, чем заинтересовать себя в этой части рынка, но она лишь зажала ноздри пальцами, стараясь не особенно-то пялиться по сторонам.

Тяжелее всего было не смотреть в сторону флейшхэндлеров, торговцев плотью. Над их прилавками вилось сизое мушиное воинство, едва сдерживаемое веерами и сетками, воинство деловито гудящее, наглое и непрестанно атакующие разложенный товар. Весь ассортимент товара, который может предложить обычное человеческое тело.

Закрученные улитки ушных раковин, при виде которых Холера невольно стиснула зубы. Восковые груши отсеченных носов. Гроздья заботливо переложенных свежими листьями пальцев, некоторые из которых, посинев, все еще хранили отпечатки колец. Разбухшие колбасы несвежих кишок, утопленные в подкрашенном кровью питательном растворе. Склянки, баночки, кюветы, бочонки — об их содержимом Холере не хотелось даже думать.

Ничего не поделать, плоть, может, и не является любимым яством обитателей Ада, однако ценится многими демонами. А значит, может играть роль в ритуалах, в которые она еще не была посвящена. Кроме того, поговаривали, искусство Флейшкрафта тоже не чурается использовать человеческие обрезки в своем деле.

Но самое паскудство обнаружилось там, где смердящее царство флейшхэндлеров почти заканчивалось, уступая место торговцам Пассаукунстом. Сперва Холере показалось, что многочисленные склянки, стоявшие на прилавке, вмещают в своем нутре какие-то причудливые фрукты, похожие на раздувшиеся ягоды неприятных фиолетово-алых оттенков. Лишь несколькими секундами спустя она поняла, почему из каждого такого плода, колыхающиеся в мутном растворе, тянется похожий на гибкую ложноножку стебелек. Это была пуповина, а плоды в склянках — неродившимися человеческими зародышами.

Неподвижные, с раздутыми головами, из которых взирали на свет скорбные старческие глаза, с морщинистыми животами и полупрозрачными, похожими на куриные лапки, конечностями, эти создания, скорее всего, не успели сделать ни одного вдоха, прежде чем оказались вырваны из материнского лона и умерщвлены, оказавшись заточенными в стеклянные, наполненные соленой водой, могилы. Такой товар тоже находил своего покупателя в Брокке. Насколько было известно Холере, из удачно сохраненных зародышей чародеи делали гомункулов, наполняя их крохотные сморщенные тела специально взращёнными демоническими сущностями и чарами умопомрачительной сложности. Но эти…