Наталия Некрасова - Ничейный час

И началась бойня.

Суэра еле успел взять себя в руки. Возможно, это спасло тех, кто сейчас лежали здесь, в пещере. Он успел начать песню защиты, и те, кто были рядом, смогли уйти от берега. Суэра отступал последним, его волокли под руки двое, а он пел, пел с ощущеньем крови во рту и с кровавой дымкой в глазах, выблевывая последние силы. С берега были слышны хруст, треск льда, когда оттуда выплескивался очередной змей, вопли, глохнувшие подо льдом, куда сирены затаскивали людей, и под прозрачным его стеклом еще некоторое время в клубах крови были видны безумные глаза, разинутый рот и прилипшие ко льду ладони. Вокруг черных дыр — нор во льду — каймой алела кровь.

Суэра пел, почти умирая, и сознавая, что его мир умер. Что все кончено. И что дальше, наверное, уже ничего не будет.

Они укрылись над обрывом. Отсюда было видно весь берег, и все, что творилось внизу. Люди стоял молча, не в силах осознать, что это — на самом деле. Ашвана, молодой одноглазый рыбак, сильный, как кит, отчнулся первым, и стал загонять людей в пещеру. К тому времени небо подернулось легкой дымкой, что предвещало скорую бурю. Мужчины закатили проход круглым камнем, и в пещере воцарилась жуткая тишина, полная страха.

— Будем ждать, — ответил на невысказанный вопрос Ашвана. — А потом пойдем в Холмы.

Суэра ничего не ответил. В него пытались затолкать еду, поили. Тело не принимало, но он заставлял себя есть. Потому, что еслди они выберутся мз пещеры, защищать всех придется ему. Снова придется петь И надо точно знать, куда и как он подут, чтобы правильно сложить песню. Сейчас нельзя ошибиться.

И нельзя умереть.

Идти и правда было больше некуда. Вряд ли соседние поселки уцелели. А кроме поселков на севере ничего уже не осталось. Столица севера была разорена еще четырнадцать лет назад, когда покойный блюститель Севера вовевал с Королевской четвертью. С тех пор народ жил укромно, прячась и друг от друга, и от тварей, и от Белой стражи из Столицы.

Только Холмы. Пусть только окончится буря. Суэра закрыл глаза и начал складывать песню, пытаясь припомнить и предугадать все опасности, от которых надо будет защитить людей.

***

— Я больше не могу…! — выдохнула Аримэ, падая на колени. Риама выругался, рванул ее за руку, заставил встать.

— Мама, мама! — надрывно, отчаянно орал с берега чей-то ребенок. Риама посмотрел вперед — первые уже карабкались по склону, так похожие на снегу на черных жуков.

Над ухом свистнула стрела, Риама зажмурился и присел.

— Быстрее! На берег! — орал Дайна, стреляя в кого-то за спиной у Риамы. Риама боялся оглянуться. Он знал, что увидит. С трудом вытаскивая ноги из жирной, черной чавкающей жижи, он подхватил Аримэ и побрел к берегу. Он не мог быстро. Уже не мог.

Лучники продолжали бить со склона, такого близкого и чудовищно далекого. Двое мужчин с копьями спрыгнули с заснеженного берега и побежали к ним.

— Брось меня…

Он даже не ответил. Не за тем они три седьмицы прорывались из Даррамы к Холмам, чтобы сдаться сейчас, на пороге спасения. Он стиснул зубы и рванулся из последних сил. За спиной, судя по всему, мужики рубили болотного червя, эти его мерзкие, красноватые стремительные кольца, вспарывающие тяжелую поверхность болота. Оно как ловушка легло перед ними после всех этих проклятых, чудовищных дней. Его не было тут прежде. Земля взбесилась, земля была против людей. Больше нет короля, порядок рухнул, больше ни на что нельзя положиться, ни во что нельзя верить. Безумие пришло.

Риама упал грудью на берег, вытолкнув вперед Аримэ. В глазах плыли желтые пятна, во рту стоял привкус крови, грудина болела. Еще немного, ну!

Болото отпустило с недовольным чваканьем. Двое других выбрались рядом, подхватили под руки, не говоря ничего.

Он чуть не заплакал, вспоминая, как в Дарраме одни бросали других на съедение тварям, чтобы хоть еще день прожить. Он не знал, что теперь в городе, но надеялся, что всех этих, всех этих гадов, трусливых сволочей сожрали, или они сами передохли от голода и страха в своих норах. Лучшего они не заслуживали.

"Чтобы болото тебя засосало", — подумал он. "Грязь — в грязь".

До Холмов добралась едва треть людей. Но все же они шли, они боролись, они прорывались. Они верили друг другу, они спасали друг друга, защищали слабых. Они никого не бросили тварям, чтобы откупиться, как бы ни шептали голоса в голове.

Они уже стояли наверху, глядя на черную полосу, оставшуюся за ними. Боги, неужели они прошли весь этот путь? Вот эта черная жидкая полоса — проломленный их бегством лед болота? Хорошо, что оно недавнее, не успело стать глубоким, иначе бы им не пройти. И если бы не этот совсем мальчишка-бард, который плакал и трясся весь — но вел, вел, чуя нутром верный путь, они бы погибли все.