Вика Осадченко - Карэле Карэле и другие волшебные существа

Наконец Ивер устал и рухнул обратно в кресло.

— Может быть, нужно долго тренироваться? — с надеждой спросил он.

— Или же способ призраков не подходит человеку, — мягко сказал Карэле.

Последнее было более вероятно — ведь Никли Байлис освоил невидимость за минуту. Но разочаровывать Ивера не хотелось, после исчезновения родителей ему и так приходилось нелегко.

— Слушайте! — воскликнул вдруг невидимка. — А ведь вы тоже умеете становиться невидимым! Помните, тогда, в гостинице?..

Карэле покачал головой.

— Это совсем другое. Я умею исчезать — почти целиком, так что не остаётся ничего, что можно было бы увидеть. Но тебе учиться этому фокусу пока рано. Да и незачем. В твоём случае он никак не поможет.

— Понятно, — расстроено пробормотал Ивер.

Кондитер сочувственно взглянул на него — вернее, на то место, откуда слышал голос.

— Знаешь что? Мы завтра спросим Браса. Он ведь тоже может становиться невидимым, когда захочет.

— А почему не сегодня?

— Я отпустил его на Самайн. Это ведь и его праздник.

Кресло снова скрипнуло, слегка отъехав назад.

— Спасибо, дядя Карэле, — сказал Ивер. — Спасибо, господин Самнери. Я, пожалуй, пойду к себе.

Дверь качнулась туда-сюда, призрак спрятался в скелет, и кабинет опустел. Кондитер поднялся и подошёл к окну, за которым всё ещё лил дождь.

Он подумал, что прошлое тоже бывает видимым и невидимым. Его видимое прошлое — это уютные улочки Пата, и кондитерская, и даже все выдуманные истории о Карэле Карэле, которые так любят пересказывать друг другу его соседи. Невидимое прошлое лежит где-то внизу, как комок бетона в глубине земли — и остаётся только радоваться тому, что в этом мире никто даже не знает, что такое бетон…

В этом мире стоит осень и льёт дождь. Какая разница, что было раньше?

Карэле любил Самайн — время, когда жизнь подходит вплотную к своим границам и вглядывается в темноту, страшась и надеясь увидеть там собственное отражение. Серебристый свет фонарей и тёплые огоньки тыкв, выставленных в окнах, бросали блики на мокрую мостовую. Картина причудливо искажалась бегущими по стеклу водяными струйками, и знакомый уютный Пат превращался в зыбкое, немного зловещее, но прекрасное видение. В Самайн всё становилось немного иным.

Понятно, почему Ивер пытается избавиться от своей невидимости именно теперь, когда его родители в бегах. Ему хочется хоть что-нибудь сделать. Вот только не навредит ли он себе? Карэле нахмурился. Его длинные тонкие пальцы задумчиво постукивали по оранжевому боку тыквы, который был тёплым от горящей внутри свечи.

Стоило бы с кем-нибудь посоветоваться, вот только с кем? Карэле перебирал своих многочисленных знакомых, но было не похоже, чтобы кто-нибудь из них имел представление о невидимости.

Наконец он сдался, недовольно вздохнул и, повернув ручку, отворил окно. В кабинет хлынули запахи осенней ночи, мокрых листьев, холодной, уже засыпающей земли. И, конечно, печёной тыквы, непременной принадлежности праздника. Шум дождя разом стал оглушающим. Карэле высунулся в окно, и ветер моментально растрепал его волосы, выдернув из косицы несколько непокорных прядок.

Невидимость призраков, невидимость домовых духов… Что же он всё-таки упустил?

— Тебя увижу и слёзы вытру, навстречу выйду, спокойна с виду…

Алли тихонько вздохнула, вытирая полотенцем тарелки. Новая горничная, светловолосая маленькая Нели, была чистоплотна, аккуратна и исполнительна. Но никак не могла избавиться от привычки напевать за работой, причём не всю песню, а только одну фразу. Высокий голосок Нели можно было даже назвать приятным. И всё же Алли раздражали эти обрывки песенок. Они сбивали с мысли — и дальше звучали в её собственной голове.

Кухня, расположенная на третьем этаже дома, была уже почти убрана. Нели домывала посуду, а Мона приводила в порядок содержимое шкафов. Конечно, они справились бы и сами, но сегодня Алли хотелось задержаться в уютном кухонном тепле. Какая-то неоформленная мысль вертелась перед самым носом, и эта мысль была связана с новой горничной.

«Остаётся только надеяться, что она не окажется эльфом-полукровкой или оборотнем», — подумала Алли.

— Тебя увижу и слёзы вытру…

За окном тихо шуршал холодный ночной дождь. В кухне стоял запах пирожков с тыквой, которые традиционно пекли на Самайн. Потому её и вынесли на третий этаж — давным-давно, ещё до рождения Алли. Кухонные запахи не должны были достигать кондитерской, в которой царили изысканные ароматы шоколада, кофе и специй.