Кирилл Кащеев: Фабрика мертвецов

Особенно неприятно в мужицкой глупости было, что именно на «лодочках» и строился уже полгода как разыгрываемый Митей хитрый план по проникновению в эту святая святых.

Пролетка остановилась у величественного подъезда Яхт-клуба, Митя выудил ассигнацию из бабушкиного бумажника. Вовремя она… но он все равно не простит! Небрежно сунув купюру в сложенную горстью ладонь и не обращая внимания на поклоны и благодарности, огляделся… «Смотрите все, я вхожу СЮДА!»… И шагнул в дверь.

- К ротмистру Николаеву относительно гребных гонок. – старательно, до десятой дюйма, выверяя кивок, сообщил он величественному, точно архиерей, швейцару.

Швейцар задумчиво поглядел на него. У Мити похолодело в груди: не пустит! Через день весь Петербург знать будет как он пытался пройти и был выкинут вон из Яхт-клуба! Какой позор! Швейцар задержался взглядом на Митином новом жилете… и даже изобразил пусть и неглубокий, но все же поклон:

- Доложу-с. Извольте обождать…

Фффу-х! Едва сдерживая неприличную бурю эмоций, Митя опустился в кресло. Он всегда знал, что правильно выбранный жилет – самое действенное оружие. И вот он здесь! И никто не смог его остановить!

Будем честны, даже несмотря на кровное родство, переступить порог достославного Яхт-клуба как гость у него не было и шанса: ни по положению, ни по возрасту. Потому «обкладывать» эту священную Мекку петербургского света он начала по всем правилам осады – с поисков тайного хода. Таковой нашелся: Яхт-клуб, единственный и неповторимый, сам гонок не устраивал, но как было сказано в уставе: «участвовал в устройстве с другими яхт-клубами выдачею призов», или как говаривали его члены: «Порой приятно под свежий ветер выбраться, да и поставить какую мелочь для пущего азарту». Вот через эти самые «другие яхт-клубы» Митя и зашел, а именно, через Речной на Средней Невке. Яхты, необходимой для вступления, не было (батюшка на выезд не расщедрился, какая уж тут яхта!). Но старожилы Речного жаждали возродить семь лет как прекратившиеся гребные гонки, и уж приобрели несколько байдарок. Отец новое увлечение неожиданно одобрил (видно, как тот извозчик, полагал, что «лодочки – дело хорошее»), и даже пошив формы не стал называть расточительством. А уж как год назад их байдарка взяла приз Морского Министерства, жизнь и вовсе стала прекрасной. Победителей представили Его Высочеству герцогу Георгию Михайловичу Мекленбургскому. Митя даже надеялся, что герцог его запомнил. А в случае победы на следующих гонках обещали представить покровителю Речного, Его Императорскому Высочеству Константину Николаевичу.

Воспоминание о дядюшке государя немедленно заставило Митю помрачнеть. Все эти блистательные перспективы отец уничтожил в одночасье!

- Друг мой Димитрий! Диметриос! Вы уж здесь! Ну пойдемте же, пойдемте! – раздавшийся возглас заставил Митю вскочить и торопливо сделать радостное лицо. Впрочем, он действительно рад был видеть ротмистра.

Почти не дыша от благоговения, он шел следом за Николаевым, уверенно ведущим его через элегантные комнаты Яхт-клуба, и отчаянно завидовал. Вот как так? Сюда дети Кровных Родов попасть не могут, а какой-то ротмистр, пусть из гвардии, чувствует себя как дома. Что тут скажешь - связи! А ведь дядюшка тоже мог бы…

- Прошу! – ротмистр распахнул двери в одну из гостиных. – Не голодны? Я велю чаю.

Митя встал у окна, дыша глубоко, точно надеясь задержать в груди сам воздух этого необыкновенного места. Мимо катило открытое ландо с барышнями в сопровождении пары офицеров – из окна видны были лишь поля прелестных шляпок. Вот бы они посмотрели сюда – и увидели его. Потом они бы непременно встретились в свете: «Ах, это вас я видела в Яхт-клубе!»…

- Младшая княжна Трубецкая. – увлеченный мечтами Митя даже не слышал, как ротмистр вернулся. – Фрейлина нашей новой государыни. Только представлена, а уж пожалована императорским вензелем, и портретом. Кровная Знать, что тут скажешь… – и в голосе Николаева послышался отзвук терзавшей сердце Мити зависти. – Хотя в наши просвещенные времена есть ли смысл так уж держаться за Кровных? Старая Кровь слабеет…

Митя покосился на него – слышать от человека, приближенного ко двору, то же, что и от мужика-извозчика было… странно.

- За исключением государя-императора, конечно, который восстановит мощь Даждьбожичей, поколебленную чудовищным цареубийством. - поймав Митин изумленный взгляд заторопился Николаев. – Но остальные-то! У древнейших Родов Кровь Предков выдохлась от времени – вон сколько малокровных рождается. Да и то… – он понизил голос. - Сколько ни называй себя Кровными Внуками, а все знают, что полнота Кровной Силы было только у древних Истинных Князей: детей да прямых внуков Великого Предка. Чем больше поколений отделяет нынешних Кровных от Истинных, тем Кровушка-то жиже, верно? Тут как с правильными браками не старайся, все одно не поможет – уходит Сила. Со времен первых Истинных, Кия там, Щека, Лыбедь… - при упоминании первой Истинной Княгини, дочери Лели, голос Николаева стал масляным. - …бездна лет миновала! Молодая Кровь, которой Предки нас для битвы с монголами одарили, конечно, еще держится, но ведь и тем Родам уже по полтысячи лет! Не так чтоб и впрямь… молодость, если вы понимаете, о чем я, друг Димитриос. Недаром умные люди говорят, что государю следует больше полагаться не на кровных князей, а на нас, дворянство. Ибо кто, как не мы, истинная опора трона? Особенно в нынешние печальные времена, когда всякие плебеи тянут грязные ручонки к кормилу власти. – ротмистр вдруг резко замолчал, сдается, вспомнил, что по маменьке Митя относится к тем самым, выдохшимся древнейшим Родам, а по папеньке как раз к плебеям, которые тянут. Хотя руки у отца всегда чистые.