Майкл Суэнвик - Мать железного дракона

— Сюрприз, мое райское яблочко. Потерпи уж меня чуть-чуть. — Пальцы Финголфинрода пробежались по толстому красному корешку, на котором потускневшими золотыми буквами значилось «Хенджи» [22] …толстому красному корешку, на котором потускневшими золотыми буквами значилось «Хенджи» … — Хендж — доисторическое земляное сооружение. , пробарабанили по трем зеленым корешкам и замерли. — Ага!

Финголфинрод снял с полки фолиант и раскрыл его. В центре страницы было вырезано отверстие, а в нем прятался круглый плоский камешек с дыркой, в которую едва бы пролез кончик мизинца.

— Стащил прямо с отцовского стола. Так что можешь себе представить, в каком батюшка пребывает состоянии. Весьма ценная вещица. Если глянуть насквозь, увидишь все как есть, без чар. Я подумывал посмотреть свежим взглядом на своих пассий, ненаглядных и наглядных. Но по чистой случайности бросил взгляд сюда и обнаружил потайную дверцу.

— В этом доме полно потайных дверей.

— Но не таких. — Финголфинрод поднес камешек к глазу и шагнул к той части библиотеки, где хранились труды по имущественному праву; книги перед ним расступались. — Услада моя, положи руку мне на плечо. — С каждым шагом они углублялись в темный проход. — Вы с ней — единственные, кого я любил. Ну… Еще отца, немного, в последние несколько лет. Во всяком случае, он с некоторых пор вполне к себе располагал. Временами.

— Родди, я понятия не имею, о чем ты.

— Терпение, ma puce [23] Моя сладкая (фр.) . .

Они шагали по чердаку — по забитым старой мебелью, темнотой и паутиной чуланам. При их приближении бросались наутек разные невидимые существа. Раз из-под ног взмыла призрачная сова и пролетела через стену. Они все шагали и шагали, углубляясь во мрак, сквозь витавшую в воздухе пыль, сквозь жаркие и темные пространства — Кейтлин и не думала, что можно забраться так далеко, — и вот наконец косой солнечный луч, нежданно упавший из слухового оконца, высветил ярко-красную дверь высотой Кейтлин по грудь. По обе стороны от двери красовались окошки с кружевными занавесками и ставнями с вырезанными на них сердечками, под ними стояли в беспорядке разнокалиберные терракотовые горшки, в которых рос грибной сад: одни грибы напоминали ярко-красные в белую крапинку пуфы, другие — мясистые копья в белых шляпах-колокольчиках. К стене был пришпилен кусок деревянной резьбы в виде перевернутой буквы V, напоминавший конек крыши.

Финголфинрод торопливо постучал.

Бум. Бум. Бум. Бум.

Долгое время ничего не происходило, а потом дверь открылась.

На пороге, смаргивая и опираясь на ходунки, стояла крошечная старушка с лицом бурым, словно мордочка орешниковой сони, ее глаза напоминали башмачные пуговки, а вокруг головы ореолом сиял легкий белый пух.

— Да?

При виде старушки Кейтлин упала на колени. Но даже так она была гораздо выше Крапивии Подлесок.

— Крапивка, Крапивка. Я думала, ты умерла.

Крапивка служила няней Кейтлин, а до того няней Финголфинрода. Подавшись вперед, Кейтлин заключила ее в кольцо своих рук — всю целиком, вместе с ходунками, но очень осторожно, так, чтобы не коснуться и ни в коем случае не надавить на по-птичьи тонкие косточки. Она не заплакала, хотя на ее месте расплакался бы любой — тот, кого не так муштровали в детстве и не обучали военной дисциплине.

— Ты выросла такая большая! — поразилась Крапивка, когда Кейтлин наконец разомкнула руки. — Настоящая гора. — Таких обвинений Кейтлин еще никогда не удостаивалась. Потом Крапивка заворчала: — Фин-фин! Что это вы двое топчетесь на пороге? Заходите, заходите, оба. Сейчас поставлю чай.

Кейтлин, согнувшись пополам, нырнула под притолоку. Финголфинрод весь скрючился и сжался, вытворив нечто среднее между акробатическим трюком и шедевром оригами. Стулья в Крапивкиной комнате были для них слишком малы, так что они уселись прямо на коврике. У Финголфинрода торчали в стороны коленки и локти, а Кейтлин оперлась на руку и сжала ноги, аккуратно расправив отсутствующую юбку — ту, которую носила в давние времена.

Когда они пили чай и ели печенье, Крапивка сказала:

— Фин-фин, ты вернулся, как и обещал. Какой счастливый день! — Она улыбалась улыбкой светлой, как мед в солнечном луче. — Взгляните-ка только на нас — счастливый конец, как в книжках. У тебя было такое печальное детство. — (Кейтлин против воли покачала головой.) — Я, бывало, грозилась, что украду тебя и мы будем жить, как безродные феи, в дупле дуба в самой чаще, питаться росой и желудями, и вот — почти так оно и вышло.