Тимофей Печёрин: Ключи стихий

Конечно же, в следующий миг островитянин тот был зарублен. Однако этого Аника уже не увидела. Как не увидели вскоре больше ничего участники атаки на «Перст Сабрины». Все, включая их предводителя — тана Грунворта.

Сделалось темно и… легко.

Аника погружалась в эту темноту, ощущая, как с каждым прошедшим мгновением боль слабеет и отступает. Столь же неотвратимо покидали девушку и все остальные чувства. Ничего не видя — да и разве что-то можно увидеть в абсолютной тьме — Аника все с большим трудом ощущала собственное тело. Да и зачем ощущать то, что столь мало весит? Почти ничего… или даже без «почти».

Ни один звук не доносился до ее ушей. Ни один звук не нарушал безмолвие, живым существам недоступное.

Подобно теплой неподвижной воде бассейна, этой блажи для богатеев, темнота обволакивала Анику, неся ей расслабление, отдохновение, избавление от боли. А с ними и забытье. Вязкая и вездесущая, темнота пропитывала девушку насквозь, лишая способности… нет, скорее, желания двигаться и даже шевелиться. Темнота даже в голову, кажется, смогла втечь, точно морская вода в получившее пробоину судно.

И теперь уже воспоминания о событиях сегодняшнего дня… последних дней казались Анике какими-то призрачными, нечеткими. С тем же успехом девушка могла вспоминать недавний сон или рассказанную кем-то байку — значили они теперь для нее не больше.

Мысли нехотя шевелились в голове, не в силах ни за что зацепиться. Обрывки воспоминаний, отголоски страхов, теплые искорки некогда приятных впечатлений и следы переживаний, если и не покидали Анику, то лишь до поры. Рано или поздно даже им предстояло раствориться во всепоглощающей всеобъемлющей темноте. Пока же они из последних сил отвлекали девушку, с непоколебимостью цепных псов не подпуская к ней ту единственную мысль, которая только и имела теперь значение. Осознание чего-то очень важного, но донельзя пугающего.

«Я что… умираю?..» — наконец промелькнуло в голове Аники всем сторожам назло. Ни дать ни взять, ребенок набрался смелости и заглянул в спальню к родителям… чтобы уже миг спустя со стыдом закрыть дверь и удрать.

«Нет! Не время еще!» — прозвучало в ответ. Именно прозвучало, хоть и минуя уши девушки. Голос тот был твердым и властным. И даже знакомым — пускай и смутно.

«Твой черед еще не пришел, — принадлежал голос наверняка женщине, но не из тех, которые готовы смириться с долей дармовой служанки-наложницы при каком-нибудь потном волосатом мужлане, — очень скоро мы расстанемся. Но прежде я должна сказать тебе кое-что. Сказать… и показать».

Под этими словами отступала темнота, а к мыслям и воспоминаниям возвращалась ясность. Следом вернулись и чувства: Аника вновь ощущала себя существом из плоти и крови, а не чем-то невесомым, точно облако. Снова она могла двигаться… и даже открыла глаза. Чтобы увидеть не мир, полный незамутненной тьмы, а просто темный коридор. Вроде тех, какие бывают в катакомбах под городом или в замковых подвалах.

Впереди маячил свет. Первые шаги, которые сделала в его сторону Аника, были робкие и мелкие. Затем, по мере приближения к светлому пятну, которое не могло быть ничем иным, кроме как выходом, девушка пошла быстрее, чуть ли не побежала.

Она уже видела, что открывается по другую сторону арки, которой заканчивался коридор. Видела и узнала… обстановку каюты на «Персте Сабрины»: дощатый потолок и такую же стену, нелепое круглое окошко, моряками называемое иллюминатором. Все виделось из туннеля непривычно огромным, но знакомым оттого быть не переставало. И манить к себе — тоже.

Осталось несколько шагов… но властный женский голос вновь окликнул Анику, вынуждая остановиться: «Подожди! Я еще не сказала тебе все, что должна».

Обернувшись, девушка, как и сама ожидала, увидела Ксантарду — предводительницу Ковена, успевшую досадить ей не раз даже после своей гибели. Только вот на сей раз выглядела ведьма живой. Никакой саблей ее никто не зарубил и не оставил умирать в муках посреди улицы.

Как и прежде статная, бодрая, невзирая на седину, Ксантарда смотрела на Анику с присущей только ей торжественностью.

— Идем, дитя, — молвила она с ноткой теплоты в голосе.

И протянула руку. Не без опаски Аника дотронулась до ее кисти… затем крепко сжала. Пальцы ведьмы были теплыми, живыми — без холодной окоченелости трупа.

— Рада видеть, что наше с тобой общение не прошло для тебя даром, — говорила Ксантарда, по мере того, как они с Аникой двигались по коридору в обратную сторону, — в том числе и когда я пыталась предостеречь себя после… ну, когда солдаты его величества разлучили нас. Ты верно… и, главное, совсем не поздно поняла, что я хотела от тебя. Что пыталась до тебя донести.