Елизавета Голякова - Дороги своих любят (СИ)

Рука клирика на секунду застыла и неспешно скрылась в складках плаща.

Четверо приключенцев устроились на деревянной скамейке на набережной. Древний напев затихал вдалеке, и больше нельзя было разобрать слова, но от этого мотив стал еще прекраснее. В голове у файтера всплыла строчка, казалось, давно забытого детского стишка из тех, что вечные путники-барды станут напевно рассказывать, если попросить их приглядеть за ребенком. «Вырос город из тумана...» Еще не было видно реки, но слышно, как какой-то человек брел по колено в воде, то и дело проваливаясь глубже в холодные волны. Сопевший на прохладной спинке скамейки воришка повернулся и, не найдя другой опоры, привалился к плечу наемника. Маг зажег в руке крохотный огонек, и свет его выхватил из темноты лицо спящего лиса.

Вор улыбался.

Квартет встретил восход солнца в бедной комнатушке под самой крышей, над лавкой алхимика-самоучки. Вросшее в черепицу мансардное окно было распахнуто настежь, и утренняя свежесть незримыми волнами врывалась на чердак. Было видно синее-синее, без единого облачка небо и белые птицы, парящие над городом. От легкого дуновения ветерка хлопья слежавшейся пыли летали из угла в угол, а страницы забытой прежним хозяином на столе книги с тихим шелестом переворачивались, являя миру витиеватые колдовские руны.

Наемник по-хозяйски закинул ноги на стол и сделал вид, что не замечает, как клирик смотрит на него с укоризной. Маг тоже покосился с явным неодобрением, но промолчал, продолжая копаться к окованном железом сундуке в углу.

– И откуда такие хоромы? – поднял бровь файтер, устраиваясь поудобнее и переложив ноги прямо на книгу на краю стола. – Наследство?

Чародей хмуро оглянулся, словно ища у серых стен поддержки, но на его немой призыв никто не откликнулся. Вор сидел на узкой кровати над обрывками тех инструкций, которые выжили во вчерашней свалке, и рассеянно теребил свою рыбку на тонкой цепочке, висящую на шее. Монах ссутулился, закутавшись в свой неизменный плащ; а наемник весело насвистывал какую-то мелодию... Пришлось отвечать.

– Мастер этот чердак выкупил, еще очень давно. А когда он исчез, я сюда перебрался...

Клирик фыркнул из-под низко опущенного капюшона.

– А вот не ври. Здесь давно никто не живет.

Маг еще больше насупился, все глубже зарываясь в колдовской сундук.

– Да ладно вам, не придирайтесь, – влез рыжик, убедившись наконец, что монах был прав, и бумажки не восстановить. – Что вы к парню привязались? Лучше скажите, что дальше-то делать?

Богослов что-то буркнул себе под нос, но смолчал. Он ведь тоже понимал, что споры в поисках не помогут, а только отдалят цель. Да и тяжело парню без его мастера, видимо, он еще не смирился с этой потерей. Что ж, каждый должен сам понять, что жалеть стоит далеко не мертвых, им-то уже все равно...

– Я смогу взять исходные координаты и задать их как ориентир для конечной цели телепортации, – как-то не слишком уверенно предложил маг. – А потом развернуть портал и перенести нас туда. Придется, правда, постараться...

– И ты справишься? – заинтересовался вор. – Слушай, насколько вообще ты силен? Тот садовник из таверны смог бы тебе противостоять? А ты...

– Он должен справиться, – прервал лиса наемник, переходя на командный тон. – По-другому никак этого мальца не найти, проще сразу вернуться в застенок к Теодору. Ну, за дело!

Чародей закрыл сундук и подошел к столу. Прежде, чем мечник успел что-то сообразить, парень коротким резким движением сбил его ноги в тяжелых сапогах со столешницы и наконец завладел долгожданным фолиантом. Бережно, словно хрустальную, он отряхнул книгу и открыл по закладке из черного пера, бормоча какие-то колдовские слова.

– Теперь я уверен, что смогу правильно провести портал! – провозгласил колдун после тщательного изучения пожелтевшей страницы и зажег свечку, – Мы окажемся в Эдорине, где-то возле южной заставы, в торговом квартале...

* * *

Напарники рухнули на пыльный вереск, давно отцветший и теперь умирающий. Лилово-розовые цветы сморщились, покрылись грязью и песком. Сразу было видно, что растение мертво, и мертво уже давно. Словно чья-то дикая сила выпила сразу все соки, бросив опустошенный остов там, где его и застигла. В корнях хлюпнула вода, и зеленоватая тина просочилась на поверхность. Насколько хватало глаз, вокруг простирались безжизненные топи. В посеревшем небе с хриплым карканьем кружились вороны. Солнце здесь было бледным, словно пыльным, вор даже почему-то пожалел его.