Немного подумав, Атар решил зайти в лавку купца Сибаринга. Тот, естественно, стал лично обслуживать высокого покупателя. Купив пару украшений для своих слуг и рабов, Атар тихонько сказал "ювелиру":
— Завтра через два часа после восхода солнца буду в заповедном лесу охотиться. Жди на второй лужайке около реки. Никому зря не показывайся.
— Не надо там, правитель. Зайдешь завтра к портному И Куринину, что через дом от меня, он поведёт тебя мерку снимать, а там буду ждать я. Никто больше знать не будет.
— Идёт!
Царь отправился дальше по своим делам: надо было оформлять союзный договор с пуниками и отправить с честью гостей. Ашинатогл уже заговаривал, чтобы вместе сходить в поход на Канрай. Атар отговорился убедительным резоном: надо дать время людям построить и обжить дома, наладить хозяйство, пережениться и наделать детей. Решили поход запланировать через год.
"Надо готовить новое народное собрание" — подумал Атар. Плохо, что немного дней назад люди разъехались, а теперь вновь собираться. Но затягивать нельзя.
Голова монарха разламывалась от множества проблем. Он уже видел, что сохранить старкскую культуру в неизменном виде нельзя даже надеяться. Несмотря на всё "перевоспитание", жёны-агашки внесут и половину своей крови, и свой образ мыслей и чувств. Степнячки тоже, но почему-то здесь Атар был более спокоен: как ни странно, красивая гармония прослеживалась в мировоззрении и поведении гордых и своевольных степняков и тех неукротимых старков, которые рискнули отправиться на безнадёжную авантюру. А вот в случае с агашцами музыка, которая играла в голове царя, когда он интуитивно оценивал совместимость народов, была совсем другая: энергичная, но построенная на красивых дерзких диссонансах.
Чем дальше, тем больше Атар убеждался, что по трезвому расчёту у колонистов не было никаких шансов выжить здесь. На Агоратане — другое дело. Но старки поступили по вдохновению и, кажется, выиграли. И тут Атара пронзила ещё одна мысль: "Дети от наложниц! Ведь наложницами почти никто не занимается. Этот дубинноголовый Урс сообразил: прислал в столицу свою жену-лазанку, теперь она приучается к другой жизни в свите царицы. А другие относятся к ним как к наложницам в Империи. Но там узаконить сына или дочь от наложницы было серьёзной процедурой, накладывавшей ответственность на отца. А здесь это пока что будет автоматически. И по-другому нельзя. Придётся опять советоваться с женой".
Урс Ликарин был постоянной занозой в мыслях царя. Он многократно подтвердил и незаурядные способности лидера и полководца, и своё крайнее своеволие. Атар одновременно и уважал, и проклинал этого мужика-графа. Точно, что он мог быть вождём Жёлтых в Империи. Да и здесь он демонстративно назвал лазанские городки деревнями и джигитов сделал именно полноправными крестьянами. "Ой, Князь побери! Они ведь у него пользуются всеми правами граждан и уже начинают вести себя как граждане. Урс ничего пока не говорил об их приёме в гражданство, но ведь я сам ляпнул нечто такое, когда они меня "мирно и почтительно" осадили во дворце в Гуржаани" — подумал царь. — "Эта осада тоже показывает, что они способны на гражданское поведение: не бунт, но явственная угроза всеобщим бунтом, и вместе с тем разумные и умеренные требования. А перед этим провели ведь свои народные собрания во всех деревнях бывшего царства! Вот ещё одна головная боль: нельзя много новых граждан и нельзя закрывать дорогу достойным и готовым принять нашу культуру во всех отношениях".
Чтобы успокоиться, царь, вернувшись к себе, взял лютню, позвал дежурных и заиграл мелодию, которая родилась у него в голове при думах об агашцах. Среди дежурных граждан нашёлся владеющий музыкальной грамотой и записал импровизацию царя. Царь сам не ожидал, что в тот же вечер художники оркеструют её и исполнят перед двумя царями. Ашинатоглу мелодия "Агаш" понравилась.
— Совсем не песенная и не танцевальная, но энергичная и дерзкая. Я хочу своих людей видеть именно такими, как слышится в этой мелодии.
Ободрённый Атар заиграл другую свою мелодию: "Степные батыры". Пуникский хан расплакался, а художники тоже быстро оркестровали её и исполнили. Это было совершенно другое произведение. Гармоничная мелодия, фрагмент которой был энергичной воинственной пляской или битвой, а два других спокойной нежной песней любви и весёлым гомоном пира.
— Задал ты нам задачу! Тут две разных песни и танец. Песня женская. Песня застольная мужская и танец воинов! — улыбаясь, сказал хан Чюрююль.
Читать дальше