Елизавета Дворецкая - Дар берегини. Последняя заря [litres]

– Благо тебе буди, ступай, – кивал Ингер.

На сердце у него веселело при виде блестящих мехов всех оттенков рыжего, черного, серого и бурого, громоздящихся на столах. Хольмар, сидя рядом, отмечал количество собранного на палке, используя ему одному понятные знаки. Тут же сидела княгиня Владима и с ней двое древлянских бояр – один был ее деверь, старший брат Хвалимира, другой еще кто-то из большаков, – служа послухами, сколько сдано.

Не у всех проходило гладко. Иные из бояр не имели в запасах лишних кун и обещали привезти завтра. Недобранное Хольмар отмечал на другой палке и каждый раз требовал подтверждения, что древляне-послухи это видят. Княгиня Владима старалась держаться спокойно и почти не вмешивалась, но весь ее облик выражал беспокойство и досаду. Уж конечно, она куда сильнее Ингера хотела, чтобы ее муж, Хвалимир, был сейчас здесь и сам занимался этими делами! Мало того, что он оставил ее платить дань Киеву, так еще и сама дань оказалась увеличена! Княгиня не знала, что будет делать, когда сбор подойдет к концу и обнаружится нехватка. А она обнаружится – не всякий род имеет в запасе мехов или других товаров по лишней куне на каждый дым!

– Что, княгиня, а дети у тебя есть? – между делом спросил Ингер.

– Д-да, – Владима была недовольна этим вопросом, но не решилась отказать в ответе. – Трое.

– Большие?

– Первенцу восемь зим, второму пять, младшую недавно от груди отняли.

– В самый раз, – улыбнулся Ингер, подумав о Святославе.

Посадив сына на коня, он мысленно видел его взрослым, и хотя срок для его женитьбы настанет только лет через двенадцать-тринадцать, Ингеру не терпелось подобрать ему невесту. А вот, хотя бы и Хвалимирову дочь, чем плохо?

Когда начало темнеть, Ингер уехал в погост, увозя все собранное за день. Завтра обещал вернуться: почти все старейшины остались ему должны и обещали к следующему дню привезти недостающее.

Завтра киянам снова накрыли стол в обчине, выставили жареную баранину. Но теперь на лице княгини Владимы отражалось неприкрытое беспокойство: стол был победнее, пива мало – она не думала, что придется угощать киян два дня подряд. Потом сбор дани продолжился, но теперь мехов везли немного. Во двор заезжали сани, где громоздились бочонки меда, головы воска, свертки тканины, крицы сырого железа. Опять вели коров, гнали овец. Лица у старейшин были угрюмые, недовольные: ни одна хозяйка не расстанется с коровой без крика. Но Ингер все принимал с улыбкой и не тревожился. Вид многолюдного Малина успокоил его: если не хватит кун, можно взять людьми.

– Почему твой муж не дождался меня здесь? – спросил он у Владимы, пока они ждали запоздавшие подношения.

Та слегка вздрогнула при этом вопросе.

– Откуда мне знать? – как вчера, ответила она, не поднимая глаз.

– Мог бы здесь меня встретить, а хочет в Искоростене клятву приносить – ехали бы вместе. Почему он мне на глаза не показывается? Или задумал чего, а?

– Я не знаю, – твердила Владима.

– Но ты знаешь, как он это объяснил вашим людям. Почему он вынудил меня вести дела с женщиной? Может, он для себя это считает зазорным? А он не думал, что этим наносит обиду мне?

– Не мое дело знать, что он думал. Муж мне велел тебя встретить, я встречаю… со всем моим вежеством. Если что не так, не обессудь, мы народ лесной, – с голосе Владимы послышалась ядовитая насмешка, – с греками и другими мужами заморскими водиться не обвыкли. Положено дань давать, мы даем. Только ты… сам ты не по уговору поступил! – вырвалось у княгини. – Уряжено две куны брать, а ты берешь три! У людей не хватает! У нас тут не Греческое царство, золота и паволок тебе везти возами мы не можем!

Ингер засмеялся: вести о богатом греческом выкупе дошли и сюда.

– Не хватит кун – я людьми возьму.

– Какими людьми? – Владима наконец подняла на него глаза.

– Девками, отроками…

– Да отроков, княже, тут чего-то не видно! – вмешался Радила, еще один холмгородский боярин.

Он был уже в годах, лет сорока, и носил широкую, длиной до пояса, густую рыжеватую бороду.

– Мы по веси походили, да и здесь в городце видно: бабы есть, старики есть, а отроков и молодцев не видать. Это почему же?

– На лову они! – один из древлян-послухов пришел на помощь растерявшееся княгине. – Обычай у нас такой: на зиму отроки и молодцы в лес на лов уходят. Сами дичиной живут и это вот, – он кивнул на связки шкурок, – добывают.

Объяснение это вполне бы устроило Ингера, если бы не лицо княгини. Она испугалась этого вопроса. И явно уклонялась от разговоров о своем муже, хотя кому было знать его замыслы, как не ей?