Татьяна Иванова - Охотники на Велеса [СИ]

Харальд ошеломленно уставился на тихо воркующую Любаву. Видимо мысль о том, что она будет искать своей подопечной покладистого муженька, у него прилива радости не вызвала.

— Я подумаю, — еле слышно ответила Ростила Нежатовна. — Только хорошо ли так шутить? Еще беду накличем.

— Идти можешь? — спросил Харальд, глядя на осмотрительную девицу с проблеском одобрения в суровых глазах.

Девица окинула его внимательным взглядом с ног до головы. Минуты слабости остались у нее позади. Взгляд стал резким. Она поднялась на ноги.

— Могу.

— Тогда пошли.

— Насчет богинки, можешь все на меня валить, — опять встряла сердобольная Любава. — Скажи, что Любава волховица так сказала. Мне-то, что богинки, что лешие — все равно ерунда.

И не обращая внимания на внезапно вспыхнувшие восторгом глаза Ростилы, пошла вперед. Они дошли до коней, стреноженных на полянке посреди леса.

— Я тебя повезу в седле, — спокойно и властно сказал Харальд Ростиле. — У меня конь помощнее.

Та сжалась, но возразить не смогла. Когда варяг говорил таким тоном, ему никто не мог возразить. Он осторожно поднял девицу и усадил ее, сам вскочил в седло.

— Крепко держись за мой пояс.

Ростила, закутанная в два плаща, в мужских портах прекрасно устроилась на крупе его коня и молчала всю дорогу.

— Куда тебя везти, Ростила Нежатовна? — спросил Харальд на въезде в славный город Муромль.

— Я дочка кожевенника Нежаты. Мой дом в центре города. Только…

— Что?

— Можешь перекинуть меня через забор? Я в дом задами проберусь. В баньке переоденусь. Не хочу в таком виде да с красного крыльца заявляться.

— Покажи дорогу.

Со своего высокого коня Харальду не составило труда усадить спасенную девицу на высокий забор. Та сбросила с себя оба плаща.

— Остальную одежду потом принесу, — проговорила она, ни на кого не глядя, и спрыгнула вниз.

Новгородцы отправились к себе домой. Оказалось, что стараниями Творимира обед уже почти готов. Печка давно протоплена, осталось совсем немного, чем Любава и занялась. К обеду из школы сказителей пришли довольные Дрозд и Негорад. Негорадом звался четвертый дружинник их отряда. Он с давних пор дружил с купцом Тишатой. Еще с тех пор, как они оба плавали торговыми путями «из варяг в греки» и «из варяг в булгары», с оружием в руках защищая свой товар. Негорад был, правда, значительно моложе дядьки Тишаты. Дрозд воспринимал его как своего старшего брата.

— Я там самый крутой, самый-самый крутой, — восторженно сообщил мальчик Любаве, орудующей в печке длинным ухватом.

— Дядько Тишато, — усмехнулся Негорад, — да в кого он у тебя такой хвастун? И ты без толку лишних слов на ветер не бросаешь. Да и матушка твоя Оллисава лишнего, помню, никогда не сболтнет…

— Любава, я им всем на гудке сыграл, как шмель бабу в избе укусил, все парни просто попадали.

— Дроздик, отойди чуток, как бы я тебя не зашибла нечаянно. Ухват, вишь, какой длинный.

— Покойница моя исключительная женщина была. И выслушает, и приголубит, и затрещину даст, если выпимши притащусь. А случись что серьезное, так всех новгородских баб настроит. А те своим мужьям плешь проедают, мол, уберите грабли от Оллисавина муженька. Нет больше таких женщин на свете. Э-эх! Так что, Дрозд, кончай покойницу позорить. Веди себя потише.

— Дроздик, неси лучше хлеб на стол. Я сейчас горшок со щами поставлю. Подставочку мне под горшок сообразите кто-нибудь. Дядько Тишато, ты почему мой отвар не пил сегодня?

— Да пил я, Любавушка, как же.

— А то я не вижу, что кувшинчик полный.

— Так горький-то отварчик твой.

— Ты как малый ребятенок, дядько Тишато. Конечно, он горький. Зато целебный. На полдня тебя одного оставить нельзя.

Дальнейшее ее ворчание заглушил дружный стук ложек.

На следующее утро Любава решила, что славный город Муромль уже достаточно протрезвел со времени старостиной свадьбы, и отправилась на рынок. Неторопливо прошла сказочно красивый город насквозь, любуясь резными наличниками, узорчатыми поясами над воротами и калиточками, изящными журавлями над колодцами. Рынок располагался на высоком берегу Оки недалеко от причалов. Солнышко светило, речка внизу сверкала и сверкающими бликами ластилась к причалам, дальний лес на низком противоположном берегу темнел на фоне синего неба, воздух был по-осеннему прозрачен и напоен речной свежестью.

Любава приценилась к продуктам. Зерно было по-прежнему дорого. Но его новгородцы привезли с собой. Мед, рыба и яйца стоили недорого. Мясо недешевое, но во всех видах. И соленое, и копченое, и в живом виде, мычащее и хрюкающее. Всего достаточно. Покупать она ничего не собиралась, потому что для доставки продуктов к их двору сначала нужно было подогнать на рынок телегу.