Купава Огинская - По темной стороне [litres]

Увернулась, скатилась на пол и уже там, пошире расставив ноги, что, по моему мнению, должно было прибавить мне внушительности, угрожающе уперла руки в бока:

– Рубашку снимай!

– Я и так собирался это сделать, – хмыкнул Раяр, внимательно меня разглядывая. – Но только после того, как раздену тебя.

Под его взглядом нервно одернула ночнушку, которая, пропитавшись влагой от тесного общения с одной мокрой личностью, липла к телу. И доброты мне это точно не прибавляло.

– Рубашку снимай, – повторила тихо, и хотелось верить, что властно.

Не проникся. Сидел, смотрел на меня, улыбался, а я точно знала, что задела эти его «царапины» и что Раяр сознательно приуменьшил серьезность своих травм.

Поиграв в гляделки несколько секунд, я попыталась воззвать к его совести:

– Ты же раненый! Тебя перевязать надо, а ты вместо этого что?

– Что? – с улыбкой спросил он.

– Ко мне пристаешь.

– Яна, это действительно только царапины, и они совсем скоро заживут. Если бы не яд, который начинают вырабатывать самки шадэ для защиты своего потомства, на мне бы уже не осталась ни единого следа.

– То есть она еще и ядовитая? – ахнула я.

– Не для меня, – поспешно заверил он и, видимо, чтобы не расстраивать меня больше, неохотно стащил с себя рубаху, на которой я даже не сразу заметила длинные разрезы. Коготки у этой мамочки были шикарные.

А на боку, чуть припухшие, но, как Раяр и утверждал, не такие уж и страшные, красовались отметины чужого недовольства.

Четыре длинные линии, слишком глубокие, чтобы зваться просто царапинами, но совсем не опасные, чтобы считаться ранами, тянулись по его ребрам, заканчиваясь на груди. Кровь из них сочилась медленно и лениво, обещая в скором времени совсем остановиться.

– Можно я тебя хотя бы перебинтую?

Миссия «перебинтуй хейзара» оказалась почти такой же сложной, как и миссия «помой шадэ». Но если Раяр не сопротивлялся и только пытался облапать меня, уверенный в своей безнаказанности, то мохнатая мелочь отбивалась так, будто я ее не мыть, а топить собралась. Если бы не хищник, исцарапанная и злая была бы я, но у меня был Раяр, который, глядя на мои мучения, вызвался помочь. Поэтому исцарапанный и злой был он.

А я была счастливой обладательницей вполне милой, если присмотреться, животинки, внешне похожей на плод запретной любви лисы и медведя. И самого замечательного кошмара на свете.

Ну что еще нужно для полного счастья?

– И все-таки ты меня любишь, – уловив мои эмоции, постановил довольный собой Раяр, заметно веселея.

Я слишком устала, чтобы спорить, но про себя решила, что ему придется очень постараться, чтобы доказать мне, что я его люблю.

– Яна, вставай.

Я почувствовала, как кто-то легко потыкал пальцем мне в щеку, но открыть глаза не могла. Спать хотелось не то чтобы прямо зверски, просто бодрствовать не было сил. Да и откуда бы им взяться, если Раяр всю ночь мне доказывал, что я его люблю… А утром, бодрый и веселый, залюбленный до отказа, смылся по делам. И вот стоило ему уйти, а мне – поверить в то, что счастье есть и я теперь смогу наконец-то выспаться, в гости заглянул Делмар.

– Яна, у тебя ресницы дрожат, ты не спишь, – заметил он сурово.

– Сил… нет.

– Совсем он тебя закатал, да? – спросил огонек с фальшивым сочувствием, тут же во всей красе продемонстрировав свою гадскую хейзаровскую натуру: – Хочешь, я тебя в ванную отнесу? Пять минут в холодной воде – и ты снова бодра и…

– Стукни себя, пожалуйста, – просипела я, пытаясь отвернуться от него и натягивая одеяло повыше. В ванную он меня отнесет, как же. Пусть только попробует, я сразу Раяра позову. И мне для этого даже никакой амулет не понадобится, у меня и без всяких вспомогательных штуковин теперь контакт с моим кошмаром налажен, спасибо тьме за это.

– Хорошо, сделаем проще, – пообещал он и исчез.

Я думала, Делмар почувствовал угрозу в моем голосе и слинял, а он, оказывается, за водой отлучался. Холодной, с кусочками льда, который, судя по всему, набрался в небольшое, литров на пять, деревянное ведро, когда огонек им пробивал корочку льда на какой-то вечно замороженной реке Талого удела. Точно Талого, в Мглистом уделе вода замерзнуть еще не успела.

И весь этот морозный привет был вылит на меня. Пять литров чистейшей зимы на моей голове, плечах, подушке и одеяле.

Я не орала. Молча, с вытаращенными глазами подскочила на постели, прижимая к груди мокрое одеяло и судорожно хватая ртом воздух.