Филип Пулман - Коллекционеры

— А эти другие миры — они все такие же, как этот?

— Нет. Некоторые из них совсем, как наш, за исключением одной детали. Представьте себе, например, мир, подобный нашему, но где каждого человека сопровождает дух в облике животного. Своего рода визуальный духовный проводник, животный тотем и тому подобное. Часть их самих, но отдельно. К примеру.

Хорли посмотрел на картину и вытер пот со лба.

— Я не уверен, что смогу это сделать. Представить это. Сколько вы…?

— Сколько мы были вместе? Меньше месяца. Были вещи, о которых она не хотела мне рассказывать. У меня сложилось впечатление о высокой политике, о важных переговорах, о дипломатических секретах, но я уважал ее благоразумие. А в это время Скиптон рисовал эту картину.

Хорли снова почесался и тяжело вздохнул.

— Но, Гринстед, — сказал он, — это было восемьдесят лет назад, а вам и пятидесяти нет. Я все еще не могу понять, как вы с этим связаны. Вы говорите о себе или о ком-то другом? Это что, выдумка?

— Это правда. Это случилось со мной. В разных мирах время течет по-разному. Может быть, с одной стороны, это и было восемьдесят лет назад, но не всегда все складывается так гладко.

— Так… — Хорли небрежно помахал рукой в воздухе, словно пытаясь поймать летящую пылинку. — Значит, вы с Марисой пришли из одного мира?

— Я этого не говорил.

— Нет, конечно же, нет. Гринстед, как…

Хорли попытался вспомнить, как Гринстед оказался на этом вечере. Должно быть, он пригласил его, так как тот был одним из посетителей колледжа; но откуда он вообще знал этого человека? Это полностью ускользнуло от него.

— Должно быть, я пьян, — заявил он с предельной ясностью.

— Вы будете распаковывать обезьяну?

— О, Боже, да, обезьяна… Лучше достать это маленькое животное из коробки. Не вставайте.

Хорли встал, слегка пошатываясь и вытащил из-под стола деревянный ящик. Он был надежно закреплён гвоздями и тяжелой металлической лентой.

— Эти гвозди совсем заржавели, — сказал Гринстед. — Надо осторожно вынуть их.

Хорли рылся в ящике письменного стола.

— Вот и мы, — сказал он, поднимая плоскогубцы.

— Вам нужно что-то получше. Подходящий гвоздодёр.

— Нет, все в порядке. Уже десятки коробок ими открывал.

Он просунул нос плоскогубцев под металлическую ленту, несколько раз прокрутил и попытался оттянуть ее, но безуспешно. Затем он атаковал головку гвоздя, не сумев даже ухватиться за нее.

— Отвертка, — сказал он. — В ящике, Гринстед, будьте так добры.

Гринстед поставил стакан на пол и подошел к комоду, чтобы посмотреть содержимое. В нем лежала одна отвертка, головка которой была потертой и закругленной. Хорли взял ее и с силой просунул под ленту, задрав так сильно, что лезвие отвертки погнулось. Гринстед снова сел и стал наблюдать. Затем Хорли попытался воткнуть лезвие отвертки под крышку и несколько раз промахнулся, но в конце концов сумел приподнять ее. Дерево треснуло, но только в одном месте. Хорли встал, чтобы снять куртку. Он весь вспотел, а на лице у него, казалось, проступила сыпь.

— Молоток, — сказал он, — вот что нам нужно.

— Вы решили разломать его полностью?

— Нет, нет, подцепить, ну вы знаете, головку гвоздя зубцем. Приподнять их. Не знаю, почему я не подумал об этом раньше.

В ящике стола лежал молоток. Хорли надул щеки, ухватился зубцем и после больших усилий сумел наполовину вытащить один из гвоздей. Гринстед внимательно наблюдал за ним.

— Вот видите! Простая настойчивость. Только и всего, — сказал Хорли.

— Конечно.

— Сейчас все будет готово.

— Вы уже почти закончили.

— Безусловно.

Он продолжал колотить, дергать на принципе рычага и наконец сумел открутить металлические ленты по верхнему краю… Он остановился, тяжело дыша. Его дыхание с хрипом вырывалось из горла.

— Гринстед, не могли бы вы закончить с этим? — сказал он. — Я не уверен, что…

Гринстед взял молоток и вытащил оставшиеся гвозди. Это заняло всего минуту. Он снял крышку с коробки и отложил ее в сторону, а затем опустил руку в кучу мятой бумаги и опилок, под которыми была бронза.

— Вот она, — сказал он.

Он достал ее и развернул последний слой папиросной бумаги, затем поставил обезьяну на стол рядом с картиной. Она была такой же отвратительной, какой он её помнил. Он повернулся к Хорли, лицо которого выразило ужас.

— Хорли? Уверен, вы не впервые ее видите…

— Нет, не в том дело… — Хорли пошатнулся, ухватившись за стол. Картина покачивалась на мольберте. — Гринстед, я не очень хорошо себя чувствую… О Боже…