Сергей Светов - Драконий ад

Мой несносный напарник озабоченно сообщил мне, что дракон второго истребителя очень истощен, и он не знает, долго ли ему еще осталось до полного распада. Я был не на шутку взбешен этим беспомощным вяканьем доблестного дракона. Мой ультиматум его обеспокоил, и он все-таки с неохотой согласился помочь товарищу по несчастью, которого угораздило влететь в эпицентр ядерного взрыва. Мы слышали гром, прогремевший далеко на севере, но не придали этому значения. Оккупанты изредка устраивали себе развлечение, чтобы немного взбодрить войска и сломить дух непокорного народа, уже год не хотевшего сдаваться на милость врагу.

Проверив уровень радиации в реке дозиметром, я попил сам и принес воды Александре, вроде бы так ее звали. Перед памятным днем последней сечи, мы в спешке спарывали опознавательные знаки с летных комбинезонов. Мы должны были быть никем перед лицом смерти. У нас было странное суеверие: если смерть не узнает наших имен, то может быть она придет к другим. Но получилось наоборот. Мы сами забыли, как нас зовут. И кто мы есть на самом деле. Чуть теплилось воспоминание, что намного раньше, совсем в другой жизни, мы были людьми. Той жизни больше нет. Значит ли это, что мы уже умерли?

***

«Что-то нас становится слишком много» — произнес дракон, наблюдая за посадкой на узкую песчаную отмель еще одного истребителя. Машина зависла с выключенными турбинами и мягко опустилась на берег. Я все не мог понять, почему меня так беспокоила независимость драконов. Я должен был радоваться, что многолетняя обуза в виде вздорного дракона больше не донимает меня, но в душе было пусто. Хотя нет, в ней поселилось одиночество.

Торопливо выбравшись из кабины, пилот, совершенно не обращая на меня внимания, бросился к Александре и принялся ее тормошить. Я, толчком в ребра, откинул его от больной и отбил ответный удар коленом. Этот ненормальный наконец-то обратил на меня внимание. Он лез в драку и истерично кричал:

— Что ты с ней сделал?!

Я молча выплеснул остатки воды из пластиковой бутылки ему в лицо и попросил заткнуться. После этого озабоченно склонился над потерявшей сознание девушкой и проверил пульс. Ее сердце бешено колотилось, но иногда проскакивал перестук аритмии. Плохо. Все плохо. Что мне с ними делать? Обезумевший юноша и бездыханная красавица.

И я, только что оправившийся от болезни.

***

Я не знаю, научился ли мой дракон читать мысли людей, но мысли раруггов

для меня были словно открытая книга.

«Бросить этих жалких людишек, и улететь в безопасные края», — говорил тот, что прилетел позже всех.

«Не могу... Я еще очень слаб. Может мне не удастся оторваться от земли», — сказал дракон Александры, который сумел развернуться в нашу сторону и тяжело опирался хвостом о валун.

Мой дракон молчал. Иногда я чувствовал на себе его сумрачный взгляд. Если бы он умел свистеть, то, наверное, сейчас бы насвистывал блюз. Близилась ночь, и это был бы грустный вечерний блюз раругга

, который не хотел бы предавать близкое ему существо, но вынужден это сделать. А что в этом предосудительного? У него есть свобода выбора. Он независимый дракон, без предрассудков и ложного чувства стыда.

Пустота встала комом в горле. Три беспомощных человека посреди людского ада и три высокомерных раругга

, вознамерившихся найти драконий рай. Нет, они не были злыми, злопамятными, зловредными. Они просто были слишком рациональными. И я с ужасом понял, что был таким всегда. Что только сейчас стал человеком. Что это я сделался свободным, а не мой дракон, который сидит в дурацкой алюминиевой трубе, напичканной электроникой. В окружении приборов, которые он люто ненавидит, посреди враждебного мира. В центре вселенной, которая никогда не была его родиной и никогда не станет, как бы он ни старался ее полюбить.

Мой дракон видимо почувствовал мой презрительный взгляд. Он лениво покачал крыльями, на которых болтались подвески с неуправляемыми ракетами и витиевато, как только умеет делать мой дракон, послал этого напыщенного чудака в те места, куда тот так стремился.

Все-таки логика — сильная вещь. Я лишь догадывался о содержании разговора трех самолетов-драконов, но из догадок много понял не только о них, но и о себе.

Я отвернулся и спокойно, не выдавая волнения, начал таскать плоские камни под нависающую скалу, чтобы на них уложить удобнее Александру и укрыть ее от начавшегося дождя.

Юношу звали Никитой, я сумел прочитать его имя на грязной нарукавной нашивке, потому что, он один не стал ее спарывать, посмеявшись над нашими страхами и предрассудками. По-моему, он был братом Александры.