Вода едва ощутимо пахла прелой листвой. Хастингс умылся и вымыл руки. Пить не стал — хватит с него и выпитого в камере.
Еще одна лестница вела вниз, широкая, с пологими ступенями. На лестничной площадке следующего этажа сквозняк нашел себе новую игрушку — вороньи перья. Бен Хастингс кивнул сам себе и свернул в арочный проход.
Здесь сохранились остатки прежнего убранства башни — куски мозаик на стенах, ветхий ковер на полу с вытертой дорожкой посередине. Бен с удивлением переводил взгляд с вороньих силуэтов на остатки сосновых веток на стенах. Он попытался себе представить, что должно было бы случится да хоть сиде Короля-Охотника, чтобы там стало так, и не мог. Вернее, не мог придумать ничего, кроме настойчиво всплывающего в памяти дольмена и погребального ложа, застланного красным. Но тут-то как будто пока все живы.
Хастингс мотнул головой, заправил за ухо отросшую прядь. В проеме открытой двери угадывались очертания еще одного зала, и там Бену померещилось какое-то шевеление.
Мозаика над троном сохранилась почти полностью. Малахитовые сосны упирались в сводчатый потолок, и при желании, Бен смог посчитать на них все иголки. У стены с мозаикой стоял трон, массивный, деревянный, черный.
А на троне сидел тринадцатилетний мальчишка и ботал ногами.
— Дилан! — окликнул его охотник на фей.
— Кто здесь? — незрячие глаза подростка уставились на Хастингса. — Где ты?
— Я здесь, — Бен подошел чуть ближе.
— Стой! Я помню тебя. Ты приходил с Джил. Где она?
— Она в безопасности, у моих друзей. Пойдем, я отведу тебя к ней.
— Я тебе не верю, — Дилан подобрал ноги, как будто черный трон мог защитить его от чужого посягательства. — Королева говорит, что мне нельзя уходить отсюда.
— Какая королева? — Хастингс напрягся.
— Та, у которой теплый голос. Не старуха, и не злая.
Свободной от револьвера рукой Бен почесал затылок. С его точки зрения, под это описание не подходила ни одна из вороньих сестер.
— Она сказала, мне нужно оставаться здесь. А еще, что я буду королем.
Радужка и зрачок Дилана были затянуты какой-то серой пеленой. Невидящий взгляд скользил, ни на чем не задерживаясь. Хастингсу стало не по себе. Вот о том, что вороньи ведьмы смогут как-то промыть мальчишке мозг, он не подумал.
— А как же Джил? — спросил он осторожно. — Она попала в такую передрягу, чтобы тебя найти.
— Ну и зря, — фыркнул Дилан. — Я сам справлюсь. Стану королем, верну глаза и приду домой. Наверное.
Неожиданно он наклонил голову, словно к чему-то прислушиваясь, и Хастингсу совсем не понравилось, каким птичьим получилось у него это движение. Бен отшагнул в сторону, чтобы удержать в поле видимость и трон, и выход из зала. Револьвер в руке ощутимо потяжелел.
— Я принесла тебе лепешек и меда, — проговорила Фиаб, входя. В руках у нее действительно был поднос с едой. Бен вздрогнул — голос средней сестры действительно звучал как-то иначе, когда она обращалась к Дилану.
Потом воронья ведьма заметила Хастингса, и глаза ее опасно сузились.
— Я тебе его не отдам, — прошипела она.
— Отпусти мальчишку, — сказал Бен устало. Дело можно было решить одним выстрелом, и рядом не было Джил, которая могла бы его остановить. Но что тогда делать с Диланом? Охотник провел рукой по лицу. Он чувствовал себя слишком вымотанным, чтобы решать еще моральные ребусы.
— Ему нельзя уходить отсюда, — торопливо сказала ведьма. Она поставила поднос на ступеньки перед троном, и встала, загораживая мальчишку. — Он должен стать королем. Понимаешь, Королем.
Даже отсюда Бен видел, как золотиться в плошке мед. Он сглотнул слюну.
— Что ты имеешь в виду?
— Я покажу, — лицо Фиаб озарилось внезапным ликованием, неуместным, странным. — Я покажу, и ты увидишь, как хорошо я придумала. Мои сестры хотят убить мальчика, чтобы ослабить Ворона, но я не дам им этого сделать. А ты мне поможешь в этом. Пойдем, я покажу. Вам обоим покажу.
Джил проснулась задолго до того, как жемчужный утренний свет заглянул в узкое окно ее комнаты. Долго лежала без сна, пытаясь сообразить, откуда взялось у нее непонятное предвкушение, как будто перед праздником. Потом сообразила — Середина Лета.
Ей сказали, будет пир, будут праздничные костры, танцы у костров и жареный кабан. Кабан, ни в сыром виде, ни в жареном, особо Джил не интересовал. Как и танцы. Но ощущение праздника было все равно. Джил даже зябко поежилась под волчьей шкурой, представив, какой горечью ей за этот праздник придется заплатить.
Читать дальше