Мария Гуцол - Три вороньих королевы [СИ]

— Верни глаза моему брату, — устало сказала она. — Ты обещал.

Король-Ворон обернулся к ним, прошестели черные одежды.

— Кажется, я не смогу, — проронил он.

Джил беззвучно охнула. Ей показалось — ее удалили с размаху по лицу. Это было… так несправедливо, так нечестно после того, что она прошла. После того, как Дилан отдал Ворону ту часть его силы, которая была у него.

— Чего-чего? — мрачно переспросил Бен Хастингс. Джил глянула на него с жалостью. Выглядел охотник на фей так, как будто его морили голодом. Или не как будто.

— Я не смогу вернуть твоему брату его глаза, — мягко повторил Король-Ворон. — Но зрение — смогу.

— Так какого хрена, — буркнул Хастингс. Джил помнила, как дрожали его пальцы, когда он взял ее за руку. — Мы все устали, не надо этих долбанных игр в слова.

— Это не игра, — сид покачал головой и опустился на одно колено перед Диланом. Взял в ладони лицо подростка: — Я не верну тебе твои глаза. Слишком много времени прошло, слишком много я ворожил с тех пор. И ты сам отдал мне то, что я оставил тебе залогом. Этого вспять не обернуть. Но я могу отдать тебе свои глаза. Они, пожалуй, более зоркие и умеют видеть чудесные сны.

— Ладно, — сказал Дилан.

Вначале Джил показалось, что ничего не произошло. Только Король-Ворон моргнул и едва заметно поморщился. А потом Дилан обернулся к ней с радостным возгласом:

— Вау!

Он поднял руку, дотронулся до щеки Джил почти с удивлением. Сказал, щуря странные, серебристо-стальные глаза:

— Ты теперь совсем другая. И все другое. Я могу посчитать, столько у тебя седых волос, и сколько — у твоего парня.

Джил порывисто обняла его:

— Мы вернемся домой, Дилан. Вернемся домой. Мать, наверное, уже с ума сошла.

— Нам влетит, — с отстраненной задумчивостью протянул подросток.

— Знать бы еще, как туда вернуться, — голос Хастингса звучал тускло.

Король-Ворон поднялся на ноги. Джил видела его лицо поверх макушки Дилана. Ей стало не по себе. С таким же лицом Бен Хастингс сказал ей, что готов умереть на Королевском камне.

— Жертва не была принесена, — раздельно проговорил Король-Ворон. Из его голоса пропала всякая мягкость, вернулась каркающая хрипота. — На Другой стороне не так много запретов, которые я не посмел бы нарушить, но это — один из них. Мне уже случалось ложиться на Королевский камень и встать с него живым. Может быть, я смогу сделать это еще раз.

И Джил с поразительной ясностью поняла — он врет. Король-Ворон подошел к каменному алтарю, как приговоренный подходит к плахе. Где-то каркнула ворона. Он вскинул голову.

— Так не должно быть, — Хастингс набычился. — Ты Король. Бенморе нужен Король. У твоей земли нет никого, кроме тебя. Я достаточно разбираюсь в этих ваших штуках, чтобы понимать, что это значит.

— Я не слышал ни о ком из людей, кто встал бы с Жертвенного камня. У меня есть хотя бы немного надежды.

— Скажете… Скажете Скачущей-в-Охоте, она передаст тем, кому нужно знать, — охотник на фей вытащил револьвер и положил его на землю. — Это тоже отдадите ей.

Лицо Бена удивительным образом просветлело, разгладились складки на лбу. Как будто самое страшное, самое сложное уже осталось позади.

— Ты же умрешь, — пораженно сказал Дилан. — Без вариантов.

— Нет! Не смей! — Джил схватила охотника на фей за руку. Снова каркнула ворона. Девушка раздраженно подумала, что крылатая падальщица перебьется.

А потом старая женщина в черной одежде шагнула в круг камней и как-то разом оказалась возле Королевского камня. Она держала нож, точно такой же, как у ее сестер.

— Марха, — сказал Король-Ворон. — Я слишком устал, чтобы сражаться с тобой.

— Я не за этим здесь, о муж мой, — сказала старшая из вороньих королев. Она смотрела на сида и только на него, как будто ей не было никакого дела до людей. — Скажи мне. Скажи мне в этом священном, древнем месте, где всякое слово имеет справедливую цену. Скажи то, что говорил Самой короткой ночью.

— Я помню, Марха. Помню, как было прежде. Как катилось по склону горящее колесо, как ты обещала мне свою любовь, окруженная брызгами пламени. И как я давал тебе свою, о любовь моя, гордая и безумная.

Медленно, очень медленно, словно не совсем помнила, как это делается, старуха улыбнулась. Джил озноб пробрал от этой улыбки, застенчивой, девчоночьей, такой неуместной на морщинистом лице.

— Ты не врешь мне, — сказала Марха и улыбнулась шире. — Значит, я попробую. Сделать то, чего так желали и страшились мои сестры. И верну себе свое.