Сара Файн - Брешь

— Скажи им, чтобы они отвели его прямо в тёмную башню, — сказала я Малачи твёрдым, холодным и пугающе спокойным голосом.

Когда Кларенс начал кричать и корчиться, я направилась к лестнице, не видя перед собой ничего, кроме глаз моей матери, не чувствуя ничего, кроме беспокойного напряжения в груди, заставляющего меня гадать, была ли моя душа заперта так крепко, как это было необходимо, чтобы помочь мне пережить то, что должно было произойти.

Целый день я думала над тем, что мы могли бы отменить выпускной, избежать всего этого, но потом поняла, что Мазикины пристально наблюдают, и что бы мы ни сделали, они всё равно узнают. Лучше пусть они пожалуют к нам, когда мы ожидаем этого, чем когда мы не сможем предвидеть ситуацию.

Я разговаривала с Генри раз или два за все последующие несколько недель. Он залёг на дно после резни в ювелирном районе, в результате которой были убиты двенадцать человек. Произошедшее сочли за разборки между уличными бандюганами. Полиция, очевидно, искала связь между этими убийствами и нападениями на лагеря бездомных, поскольку некоторые из убитых на складе людей были теми, кто выжил в предыдущих налетах. Ненси, мой надзиратель и её приятели из полиции несколько раз приходили поговорить со мной неофициально, но, поскольку не было ни свидетелей, ни вещественных доказательств, а также имелось около миллиона других, более вероятных преступников, они, в конце концов, решили оставить меня в покое и потратить деньги налогоплательщиков в другом месте.

Мазикины тоже залегли на дно, но мы не были уверены, по какой причине с их стороны была такая тишина. То ли чтобы привлечь внимание или потому, что они планировали нечто ужасное. Мы патрулировали каждую ночь, но на улицах было жутко тихо. И мы задавались вопросом, а не предупреждают ли сами люди-информаторы Мазикинов о наших передвижениях, тем самым облегчая им задачу избегать нас, как и людского внимания.

Вместе с Джимом и Малачи, я одержимо наблюдала за каждым учеником старшей школы Варвика, гадая, кто из них был не на той стороне. Но всякий раз, когда я могла, я избегала столовой, предпочитая есть на улице с Йеном, предоставляя ему возможность отвлекать меня хотя бы на полчаса каждый день. Видя Лейни с Малачи, мне хотелось причинить ей боль. Даже мысль о том, что они будут вместе, добавляла масла в огонь моих тренировок с моим лейтенантом, после которых мы оба были истощены и побиты. И не раз я била его сильнее, чем следовало бы. И не раз он заставлял меня платить за это. Несколько раз даже вызывали Рафаэля, чтобы он привёл нас в порядок, и на следующий день мы не ходили в школу, поскольку выглядели так, будто участвовали в тюремном бунте.

Время, проводимое с Йеном, было единственным моментом, когда я чувствовала себя нормальной и даже немного счастливой. Его улыбка напоминала мне, почему вся эта бдительность и тренировки стоили того, и помогала немного облегчить боль от потери Малачи. Как-то вечером, когда настала моя очередь охранять наших друзей, я тусовалась с ним на вечеринке и поняла, как же мне нравилось его общество. Я даже присутствовала на нескольких его домашних играх, хотя всё это время смотрела на зрителей, пытаясь понять, кто из них был шпионом Мазикинов. Время было на исходе.

За неделю до выпускного вечера, после школы я подъехала к дому Стражей, выскользнула из машины, подхватив сумку с одеждой с пассажирского сиденья. Я остановилась на верхней ступеньке лестницы, ведущей в подвал, и прислушивалась. Судя по доносившемуся снизу лязгу и шипению кузнечного горна, Михаил уже ждал меня. Я пошла в ванную и переоделась. Уложила волосы насколько у меня это получилось, стараясь повторить стиль, который выбрала для меня Тиган. Я была в туфлях с пяти сантиметровым каблуком. Мерцая и плывя, я спустилась по лестнице.

— Бхебха, Лила, я уже заждался тебя! — донёсся снизу его скрипучий голос, сопровождаемый тремя резкими щелчками.

— Иду! — закричала я. — Стараюсь не упасть с лестницы.

— Если это то, с чем мы имеем дело, то я не уверен, что смогу помочь тебе, моя дорогая икака.

Я добралась до нижней ступеньки и, пошатываясь, ступила на мат. Волны жара пробежали по моему лицу. Прямо передо мной половина подвала, казалось, была соединена с другим царством. А точнее с огромной мастерской, где обитал единственный человек, который, как я полагала, мог бы должным образом снарядить меня, и при этом не полезет ко мне в душу. Если только называть меня некой «икакой» не было чем-то личным.