Сара Файн - Брешь

Малачи.

Парализованная неверием и ужасом, я смотрела вниз на парня, которого любила, не в силах понять, как они умудрились поймать его. Он был так силён, так неуязвим, так неудержим. Но теперь он был раздет до пояса. Его доспехи сброшены на пол рядом со столом. Кровь покрывала одно плечо и текла из раны на шее, скорее чистый порез, чем след от укуса. Его челюсть была выпячена, а глаза зажмурены, он пытался освободиться от верёвок; его запястья были порваны и кровоточили от его усилий.

Некоторые из них прикасались к нему, пробегая руками по его телу, исследуя свою добычу. Одна из Мазикинш, молодая женщина, стоявшая рядом с ним, провела пальцами по его груди. Она наклонилась, чтобы лизнуть его щёку, её розовый язык искал его кожу. Его глаза распахнулись, и он резко отвернулся.

И вот тогда он увидел меня. Его грудь тяжело вздымалась, а глаза расширились. В них я увидела слишком много всего, чтобы перечислить. Любовь. Сожаление. Страх. И мольба. Это был взгляд, которого я никогда раньше не видела, и у меня стянуло горло, когда я поняла, что он хотел сказать. Он знал, что с ним сейчас произойдёт, и не хотел, чтобы я это видела.

Это вывело меня из состояния паралича. Я сжала пальцы вокруг ножа, и огненная ярость пронеслась сквозь меня, более мощная, чем всё, что я когда-либо чувствовала раньше, разрушая любой ужас или колебание, посылая волну за волной решимости и силы через моё тело.

Малачи получит исполнение своей просьбы. У меня не было ни малейшего желания смотреть. Я собиралась убивать. Их. Всех.

Я нырнула в эту дыру с оглушительным грохотом, столкнувшись с гниющими досками, и на долю секунды я оказалась на открытом воздухе, прежде чем с хрустом приземлилась на Мазикиншу, которая только что попробовала на вкус его кожу. Я схватила её за волосы и запрокинула голову назад; потом провела ножом по её горлу. Остальные Мазикины взревели от удивления и отшатнулись от стола, к которому был привязан Малачи. С моего клинка капала красная кровь, я бросила свою первую жертву и развернулась. В тускло освещённой прямоугольной комнате, которая выглядела так, словно когда-то была частной комнатой для вечеринок, находилось не менее двадцати Мазикинов. Гораздо больше, чем мы ожидали.

Я нырнула за одну из верёвок, удерживающих запястья Малачи, и начала отчаянно рвать её, но мускулистая рука обвилась вокруг моей талии и дёрнула меня прочь раньше, чем я успела полностью перерезать верёвку. Меня понесли назад, я пырнула своего похитителя ножом в запястье. Рука отпустила меня, и я обернулась, чтобы увидеть, как коренастый мужчина отшатнулся назад. Я вонзила свой клинок ему в шею, разбрызгивая кровь на группу приближающихся ко мне Мазикинов. Малачи что-то кричал, но я не могла расслышать его слов из-за рычания и ворчания Мазикинов.

Дым обжигал мне глаза; один из Мазикинов помешивал ладан, наполняя комнату тяжёлым туманом. Над столом начала сгущаться тёмная фигура, а потом она исчезла из поля моего зрения, когда несколько Мазикинов бросились на меня одновременно, вгоняя меня в стену. Моя голова отскочила от мягкой поверхности обшивки. Я стала отбиваться ногами, и вонзила свой нож в живот толстого Мазикина, оказавшегося прямо передо мной. Он согнулся пополам, позволив мне увидеть, как призрачная фигура под потолком развернулась в воздухе… и нырнула в тело Малачи.

Его плечи врезались в стол, а затем он выгнулся дугой, запрокинув голову назад. Его лицо исказилось от боли, а рот открылся в беззвучном крике. И весь мой мир рухнул. Я смутно почувствовала, как Мазикин схватил меня, пытаясь повалить на пол, но моё сердце было с Малачи на этом столе. Каждый мускул его тела был напряжён, пока он боролся с дымовым зверем, который пытался вырвать его душу, пытался отправить его в ад.

И если он всё ещё сражался, тогда буду и я стоять до конца. Я должна добраться до него. Я должна спасти его.

Моё существование сжалось до семидесяти сантиметров передо мной. Ничто не могло замедлить или остановить удар моего клинка, подпитываемого смертельной яростью и неистовой любовью. Кровь липкой струйкой текла по моим рукам, а я всё вонзала и выдергивала нож, вонзала и выдергивала, планируя убить каждого Мазикина, который осмелился прикоснуться к нему, осмелился причинить ему боль, решился встать между нами. Я была вне разума и рационального мышления. За гранью боли. Вне всякого сомнения.

Оскалив зубы и щёлкая зубами, царапаясь зазубренными ногтями, Мазикины ринулись вперёд. Но им было не под силу остановить меня и подчинить себе. Я отрезала пальцы. Носы. Всаживала нож в глазницы, шеи и кишки. Локтями разбивала губы и скулы, врезала коленом в пах и живот. Они падали друг на друга, наполняя багрянцем огромную лужу на полу, и этого оказалось недостаточно. Я хотела, чтобы они утонули в собственной крови. Красный был единственным цветом, который я могла видеть. Я была уверена, что истекаю кровью и ломаюсь под натиском, но не чувствовала этого. Я знала, что, в конце концов, упаду, но боролась за следующий миг, за следующую приятную вибрацию, когда металл пронзал плоть и сталкивался с костью. Медный запах заполнил мой нос, перекрывая зловоние ладана. Всё, что я могла слышать, это рёв моего собственного сердца, бьющегося в ушах.