– Уже поздно, – сказал он, когда закончил. – Мы можем обрамить оставшиеся картины в следующий раз, если хочешь.
– Если мне можно будет наблюдать, как ты работаешь.
– Конечно.
Он взял меня за талию и поднял с верстака. Я почувствовала покалывания в теле от его прикосновения. Он опустил меня на пол, и его близость, как и всегда, ввела меня в состояние полнейшей растерянности. Пришлось взять себя в руки, чтобы не прижаться к его мускулистой груди. Он отошел в сторону и взял картину.
– Время ужина.
Мы молча шли в дом. Он намеренно держался на небольшом расстоянии от меня. Софи и доктор Эриксон восхитились двумя обрамленными картинами.
– Я хотел показать тебе портрет твоей матери, который нарисовал сам, – сказал доктор Эриксон.
Мы с Колламом пошли в соседнюю комнату вслед за ним. Здесь было что-то вроде библиотеки, хотя так можно было назвать весь их дом. У стен стояли книжные полки, доходившие до темно-синего потолка, а на столах лежали стопки книг. Лампы для чтения и обтянутые клетчатой тканью кресла дополняли обстановку.
Пока доктор Эриксон копался в своих папках, Коллам подошел ко мне.
– Его семья уже целую вечность собирает старые книжки. Тут можно найти сокровища, за которые коллекционеры будут готовы отдать целое состояние. У него куча первых изданий.
Я еще больше удивилась.
– Ах вот же он! – воскликнул доктор Эриксон, вытаскивая пожелтевший лист из папки. Он положил его под лампу, и мы подошли ближе. Это был портрет, нарисованный карандашом.
– Тогда ей было примерно столько же, сколько тебе сейчас. Она часто приходила к нам порисовать. Я показывал ей разные техники. У нее был талант.
Я озадаченно посмотрела на него. Моя мама рисовала. Коллам, взглянув на меня, мягко подтолкнул меня к креслу.
– Она никогда не рассказывала мне об этом, – я взглянула на доктора Эриксона.
– Очень похоже, она тогда хотела оставить все позади. Не думаю, что это было правильным решением. Но она была упрямой. Если что-то для себя решила, ничего не могло заставить ее отказаться от этого решения.
Я знала, о чем он говорил. Доктор Эриксон повернулся к своим папкам.
– У меня есть последний рисунок, который она нарисовала у нас. Он в целом готов, она хотела добавить пару деталей. В таких вещах она была настоящей перфекционисткой.
Он вытащил лист, и я уставилась на картину, которая выглядела слишком реальной, чтобы быть нарисованной. На ней изображался сад Эриксонов во всем великолепии. Каждый цветок был прорисован с любовью. Старая, увитая плющом мастерская выглядела так реально, что могло показаться, кто-то сейчас пройдет мимо и откроет дверь.
– Можешь забрать их, теперь они твои.
Я сглотнула.
Коллам сел на подлокотник кресла и взял меня за руку.
– Время ужина! – раздался из-за двери голос Софи. Я с облегчением покинула комнату, в которой витали воспоминания.
– Мне пора идти домой, – нерешительно сказала я после ужина.
– Уже поздно, – ответила Софи. – Коллам, отведи Эмму домой, не можем же мы позволить ей идти одной.
– Разве со мной может что-то случиться, – вяло заявила я в надежде, что Коллам все же пойдет со мной.
Он не обратил внимания на мое возражение и взял со стола обрамленную картину.
– Идем?
– Все было замечательно, – поблагодарила я Эриксонов.
– Приходи к нам еще! – с улыбкой попрощались они.
Мы с Колламом молча шли рядом.
– Наверное, ты задаешься вопросом, какие еще тайны мать от тебя скрывала? – прервал молчание Коллам.
– Очевидно, есть вещи, которые я о ней не знала.
– А ты знаешь своего отца?
Я покачала головой.
– Нет, она никогда не говорила мне о нем, а однажды я даже спрашивать перестала. Она всегда грустила, как только я начинала разговор.
Кажется, он понял меня и кивнул. Я взглянула на него со стороны.
– Где ты жил до того, как оказался у Эриксонов?
Он посмотрел с ухмылкой.
Я не хотела давить на него, поэтому прикусила губу и ушла в размышления, пока Коллам не прервал поток моих мыслей.
– Не хочешь зайти? – спросила я, когда мы подошли к дому.
Он покачал головой и протянул картину.
– Хорошо, что ты пришла сегодня. Я пока не буду заниматься другими картинами, подожду тебя.
Он посмотрел мне в глаза. Я повернулась и пошла к дому, ощущая уже знакомое приятное чувство в животе.
– Эмма?
Итан пришел домой, когда уже стемнело. Я сделала домашние задания и отправила Дженне имейл, в котором подробно рассказывала о Колламе. Ее интересовала каждая деталь, и мое сердце билось чаще, когда я рассказывала ей о его взгляде, о его словах.
Читать дальше