Борис Конофальский - Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт

— Ты, что, видишь всё это? — холодея сердцем, спрашивает кавалер.

А Агнес смеётся:

— Да нет, просто Сыча, подлеца, знаю. Давайте прощаться, «дядюшка», пойду Сыча огорчать, скажу, что не попьянствует он сегодня.

Волкову кажется, что она врёт. Он думает, что она уже так наловчилась чувствовать, что даже через стены знает, есть ли кто из её знакомых в кабаке.

Он встал, обнял девушку. Поцеловал в лоб. Она целовала ему руку.

— Ты смотри, аккуратна будь, чтобы на тебя и не подумали.

— Не волнуйтесь, дядя, — отвечала дева уверенно, — я буду тиха, не подумает на меня никто, а на вас и подавно, а ворога вашего через неделю не станет.

Говорила она это так спокойно и уверенно, что он даже перестал волноваться о деле страшном. Он долго смотрел на девушку и наконец задал тот вопрос, который его волновал даже больше, чем судьба графа.

— А я…? Буду ли я ещё тогда, переживу ли врага своего, я ведь опять на войну еду? И война та будет пострашнее прежней.

— Будете, дядя, будете, — отвечала Агнес уверенно.

А он вдруг ей не поверил. Почувствовал, что не знает она наверняка, говорит, чтобы его успокоить. Поцеловал её ещё раз и пошёл прочь.

Когда он спустился вниз, услыхал знакомый голос. То Фриц Ламме, сидел он за лучшим столом и уже в объятиях молодой и не худой трактирной девки с распущенными волосами, у которой груди едва удерживались за лифом платья, и кричал разносчице на весь кабак:

— Где моё вино, толстуха Гретхен? Где пиво? Долго нам ждать? Неси скорее, а то у моей бабёнки всё пересохло!

Кричал он нагло, с вызовом, кричал повелительно, как кричит любимец господина, гордый своей близостью к персоне и осознанием собственной важности. И смеялся потом беззубым ртом, видя, как пугается и суетится толстая разносчица. Ёж, другие женщины и мужички подозрительного вида, что были за его столом, тоже смеялись, тоже кричали на Гретхен и требовали себе выпивки. А расторопный трактирщик лебезил перед ним и услужливо подгонял толстуху, чтобы важный гость не ждал лишних минут.

«Хорошо тебе тут, подлецу! Заводила, главный человек в кабаке. Да при деньгах, да при расположении господина, да при уважении. Ничего, сейчас Агнес спустится, тебе веселье-то подпортит, с собой заберёт на дело важное».

Волков прошёл, ими незамеченный, думая с усмешкой о том, что этой ночью выпить Сычу, может быть, не удастся вовсе.

Пока он не отъехал, прибежал дворовый мальчишка и сообщил ему, что от майора фон Реддернауфа приезжал вестовой и сообщил, что майор Реддернауф стал со своим полком в десяти милях от Эшбахта и завтра до полудня будет на месте. И что ландскнехты идут следом и прибудут через сутки. Всё шло по плану. Пока. И он молил Господа, чтобы и дальше так продолжалось.

Время. Оно не давало ему остановиться. Не давало лечь и выспаться. Во сне разве дела переделаешь?

Гвардейцы были набраны из простых солдат, но даже для них целыми днями и ночами сидеть в седле было непросто, и лошадям было непросто, хоть лошади гвардейцев были очень хороши, а уж набранные в Ланне молодые господа так и вовсе чуть не падали из сёдел от усталости. Но Волков никому поблажек давать не собирался. Решили воинское ремесло осилить, так будьте добры терпеть. Это вам не бюргером пробывать жизнь свою, в перинах нежась до утренних колоколов. Тут всё иначе, привыкайте.

Сам же кавалер теперь ездил в карете Бригитт, не стесняясь. Генералу не возбраняется.

И как только лошади поели, попили и чуть отдохнули в ослабленных сбруях, так ещё до рассвета он отъехал к амбарам. Он должен был знать наверняка, что купчишка Гевельдас сделал всё как надо.

И главное, собрал и оплатил баржи. Десять барж, в которые легко поместятся полторы тысячи солдат, уже должны стоять у пирсов. Чтобы, подойдя к пристаням, полк Карла Брюнхвальда в тысячу с лишним человек, считая арбалетчиков, и три с лишним сотни стрелков майора Рохи могли начать погрузку прямо с марша.

Десять барж должно быть у пристаней, и не меньше. С солдатами будет куча всего: и порох, и болты для арбалетов, и провианта с фуражом на пару дней. А ещё и пять десятков коней для молодых господ, для гвардии, для офицеров и для вестовых. Всё должно влезть, поэтому он и брал баржи с запасом. И очень волновался о том, что может не всё получиться, или о том, что о его приготовлениях прознают враги в кантоне. В общем, для волнений и беспокойств поводов было предостаточно. Вот и гнал он в ночь своих людей, чтобы до рассвета быть на том берегу реки.