Мария Токарева - Голод Рехи

В деревне Рехи знал, где искать пищу. А теперь… Теперь осталось только одно дерево, единственный столп мироздания, вбитая кость между землей и крышей туч.

Чудилось, что пространство сужается, пустошь скукоживается, обступает и сдавливает со всех сторон. Кажется, случился какой-то тяжкий приступ, может, начинавшегося безумия, может, вернувшихся видений? «Голодный обморок, чтоб его к ящерам!» — смутно догадался Рехи. Не так уж и важно, когда дыхание сбивалось, а тяжесть меча — единственной вещи, взятой в дорогу, — представлялась непомерной.

«Главное, не упасть, главное, не упасть!» — твердил внутренний голос. Рехи понимал, что если плашмя упадет на черный песок, то уже не поднимется никогда и присоединится к погибшим накануне. Может, не так уж и страшно. Но Рехи привык делать все наперекор судьбе и всем, кто мечтал растоптать его. Но веки снова тяжелели, вдохи превращались в пропитанный пылью хрип. Заснуть бы в объятиях этого дерева, если больше ничего не существовало, если здесь заканчивался путь. Но ведь он так и не начался!

Рехи глухо зарычал и уперся лбом в кору, стесывая кожу мелкими сучками, чтобы растормошить себя, вывести из оцепенения. Он же не изменился, те же руки-ноги. Разве только чернота внутри сжималась, выкачивая воздух из легких. Это чернота навалившейся смерти, перекресток пространства, отмеченный деревом, будто вбитым в землю пеплом и песком.

Сломленный странник скреб пальцами кору, царапался наверх, лишь бы разогнуть колени. Но не выдерживал бесконечной борьбы с бессилием. Глупо и паршиво проигрывать в самом начале пути, но у множества отчаянных скитальцев путь закончился, так и не начавшись.

Кто-то мечтал о чудных далях, старики рассказывали про далекий Бастион, где оставались знания предков, где сохранились растения и животные. А потом кто-то недобрым словом с сожалением вспоминал соседнее поселение эльфов. Однажды они уверовали в этот миф и ринулись вперед, увлеченные иллюзией великого спасения. Община Рехи осталась на месте, кто-то вздыхал, что зря, но вестей о соседях долгое время не было. Потом при одном из переходов кочевники наткнулись на груду разбросанных обглоданных костей да часть нехитрой утвари. Как раз в том направлении ушли безумные соседи.

Рехи не желал становиться одним из таких же ненормальных путников. Впрочем, жизнь оседлого хищника-одиночки тоже длилась недолго. Тупик! Повсюду!

Рехи резко дернулся вверх, встал. Но качнулся и все-таки упал с глухим стоном-воем. Вот и все… Сбывались все кошмары. Он уже не боялся смерти, просто жгла лютая досада: и стоило с таким трудом выкапываться из-под песка, биться с ящером, брести куда-то, чтобы по непонятной причине вот так рухнуть, рассыпаясь золой. От несправедливости мира Рехи кусал песок, словно намеревлся проглотить целиком весь мир, прогрызть его насквозь. Но потом прошло и это. Все замерло.

Он умирал. Все еще не смирился духом, но его тело отдавало себя на волю небытия. Проклятая оболочка… Приходится охотиться, есть, отдыхать — все ради нее. А ради себя хотелось только убить Двенадцатого Проклятого, который допустил это безобразие вокруг. Но кто бы позволил? Весь мир был против очередного скитальца. Будто этот хваленый-проклинаемый Темный Властелин в лице бесприютных ветров всем здесь заправлял.

Внезапно сомкнутые веки пронзил невероятно яркий свет, Рехи вскрикнул, заслоняясь рукой. Оказывается, тело все еще двигалось! И даже удалось приподняться, принюхаться. Повеяло какой-то непривычной свежестью, это не был запах добычи или опасности. Совсем непонятно. Да еще бил невыносимо яркий желтовато-белый свет, Рехи казалось, будто глаза выкалывают, выворачивают из глазниц.

Рехи смаргивал слезы, ориентируясь больше на слух, еще пытался приподняться. Кажется, для выживания необходимо ощущение катастрофы. Сияние намного превосходило скупые отблески людских костров, от которых метались тени, оно искрилось и нарастало, проникая под сомкнутые веки. И то ли сквозь них, то ли внутри своей головы Рехи различал в центре этого свечения силуэт человека с какими-то огромными отростками за спиной. Наверное, это и называлось крыльями. Некогда их носили вымершие птицы, скелетики которых попадались ему пару раз. Но теперь все дышало каким-то нездешним спокойным великолепием, отчего Рехи все больше охватывал трепет и одновременно озлобленность испуганного звереныша, загнанного в угол превосходящей силой.

Лицо человека скрывалось в плескании света. Золотистые перья были покрыты узором темных пятен. Сияние спадало, позволяя разлепить веки.