Коллектив авторов - На своей земле

— Спасибо тебе, — сказал сид. — Ты сдержала слово. Я тоже сдержу. Вот, возьми.

Он протянул ей туго набитый узел, но Бетани не спешила прикасаться к нему.

— Что это?

— Змеи и жабы, — сид улыбнулся.

Наверное, она изменилась в лице, потому что он тут же добавил:

— Я пошутил, Бетани. Это для твоей свадьбы, всякие девичьи штуки. У нашего отца ведь много что могло быть в сундуках, он не был бедным человеком. Ну, бери же.

Сид в это мгновение почти походил на человека, и потому Бетани протянула руку и взяла узел, оттянувший ее своей тяжестью. Он был удивительно тяжелый даже для нее, привычной к работе, но, по крайней мере, и правда не шевелился.

— Этот мужчина, за которого ты выходишь замуж… — сид запнулся. — Он хороший человек? Ты его любишь?

— Да.

— Хорошо. Я не хочу, чтобы с тобой было как с нашей матерью. Как она живет теперь?

— Она умерла в прошлом году.

Сид кивнул. Кажется, этого ответа он и ждал.

— Послушай, Бетани, если он будет жесток с тобой… твой муж… помни, что у тебя есть брат. И что я еще знаю, как быть человеком. Ты можешь прийти и позвать меня снова. Обещаешь? Если будет плохо?

Бетани кивнула, хотя знала, что никогда к нему не придет, и он улыбнулся.

— Вот и хорошо… вот и хорошо. Теперь иди домой. Хочешь, я тебя провожу? Немножко?

— Нет! — испугалась Бетани, и тут же торопливо объяснила: — Вдруг кто увидит тебя?

— Твоя правда. Ну, ступай тогда.

Бетани прошла мимо него, глядя под ноги. Вниз по склону она почти бежала и, когда у самого подножья остановилась перевести дух и обернулась, то увидела, что сид по-прежнему стоит у начала тропы, глядя ей вслед.

Он поднял руку, махнул ей, и Бетани неловко махнула в ответ, а потом поспешила дальше, через луг, к дому.

Когда она вошла в двери, снаружи было уже совсем темно. Она положила узел на стол и разожгла свечу. С ней в руке Бетани приблизилась к узлу и осторожно развязала его.

Золото хлынуло на стол сияющей рекой, она ахнула и почти сразу зажала сама себе рот, глядя на переливающиеся, жарко горящие даже в тусклом свете украшения. Здесь были гребни и браслеты, ожерелья, и полный свадебный убор — так едва ли оделась бы сама королева, не то что она, Бетани.

Это было ее.

«Всякие девичьи штуки», сказал сид, и Бетани засмеялась, стоя над столом, заваленным золотом. Девичьи штуки.

С края стола свисал угол скатерти, в который сид завернул ее убор, и Бетани разгладила его ладонью, глядя на вышитые травы, которые, казалось, трепетали от ветра. Ей почудился тихий звук флейты — но только почудился, конечно.

Старшая дочь Бетани, Ула, заболела за три дня до того, как ей должно было исполниться десять лет.

— Мама, — сказала она, — очень болит голова, я даже ничего не вижу. Можно, я лягу?

Ула, живая и веселая, никогда не желала оставаться в постели и минуты лишней, и Бетани встревожилась сразу же.

У нее горели щеки, Ула всю ночь жаловалась, что у нее все болит, она и лежать-то не могла толком — сидела, прислонившись спиной к подушке, так, чтобы не касаться ее затылком.

На следующий день стало только хуже, а к утру третьего дня было ясно — Ула умирает, и с этим никто и ничего сделать не может.

Бетани выскользнула из дома перед рассветом, когда дети крепко спали, и даже сама Ула прикрыла глаза (Бетани боялась, что больше она их не откроет).

— Куда ты? — окликнул ее муж, когда она уже прикрывала дверь.

— На двор. Я сейчас приду.

Бетани выскочила наружу прежде, чем он успел ее остановить. Она пробежала через луг, вымочив в росе подол юбки, и на одном дыхании взлетела на холм.

— Эоган! — закричала она так, что у самой зазвенело в ушах. — Эоган! Эоган!

— Я здесь, — выдохнул, казалось, весь холм разом.

А потом она его увидела.

Бетани и прежде не могла называть его братом, теперь же то, что стояло перед ней, не напоминало и человека. Кожа его сияла, сквозь нее проросли цветы — это было зрелище жуткое и притягательное разом. Волосы — бледная паутина — падали до самых пят, а лицо было подобно отражению в воде — колеблющееся, почти не имеющее черт, готовое измениться в любое мгновение.

Бетани судорожно всхлипнула, глядя на него.

— Не бойся, — сказало создание. — Я меняюсь. Скоро я снова буду почти как ты. Это кокон.

Ее едва не стошнило от одного этого. У него и голос был высокий, стрекочущий. Как у кузнечика, подумала она. Но это все на самом деле не имело значения.

— Моя дочь умирает, — сказала Бетани сухим, надтреснутым голосом — и из этой трещины хлынул поток бессвязных жалоб и рыданий.