Ольга Михайлова - Возмездие

— Я несколько лет работал секретарём мессира Джанфранко Кьяндарони, архивариуса во Флоренции, я его племянник, — с незлобивой улыбкой ответил Альбино, подивившись про себя прозорливости братца Гауденция, — уединённые занятия среди книг, думаю, и породили то выражение отрешённости от мирского, что показалось вам монашеским. Я всего лишь бедный любитель книг.

— И что же привело вас к нам — с таким-то флорентинским выговором?

Выговор у Альбино подлинно был не сиенским: его воспитывала старая нянька-флорентинка. Он снова улыбнулся.

— Я хотел бы получить в городе место секретаря или помощника библиотекаря.

На несколько мгновений оба замерли друг против друга. Альбино вблизи разглядел, что Франческо Фантони хоть и худ, но широк в плечах и жилист, на виске его чуть выделялись две крохотные оспинки, глаза цвета диких каштанов смотрели насмешливо и внимательно. Лицо этого мужчины даже в похмелье несло печать странного обаяния, меланхоличного и умного, настолько умного, что Альбино невольно подумал, что тот видит его насквозь. Отметил монах и одежду Фантони: очень дорогую рубашку венецианского полотна, темно-вишнёвый генуэзский бархат штанов, тиснёную кожу высоких, явно сделанных на заказ сапог и чёрный короткий плащ с модным двойным воротником. Мессир Фантони был щёголем.

Удивило и то, что Франческо, вначале показавшийся невысоким и хрупким, теперь, стоя рядом, смотрел на монаха сверху вниз, и роста, стало быть, был порядочного.

Взгляд же Франческо, казалось, хотел проникнуть в душу Альбино, был пристален и настойчив, но вскоре братец Гауденция опустил глаза и неожиданно вежливо проронил, что его имя Франческо Фантони, он вертопрах и фигляр, мужчины Сиены называют его пустомелей и гаером, а что касается женщин, то они слишком благопристойны, чтобы произносить его имя вслух.

— Меня зовут Альбино Кьяндарони, — склонил голову перед Франческо Альбино, — и надеюсь, что я, в отличие от сиенцев, буду придерживаться о вас совсем иного мнения.

— С чего бы это? — удивился Фантони, не сводя с него пристального взгляда. — Надо ценить устойчивую репутацию. Если я стяжал лавры распутника, сводни, пьяницы и шута горохового, зачем же отказываться от заслуженной славы? Изменись я, могут сказать, что я непостоянен и переменчив, как женщина, или, что ещё хуже, заподозрят, что я ношу маску. А разве честные люди носят маски? — Фантони покачал головой. — Грим — дело актёрское, честный же человек лжёт, не гримируясь! — кривляка подмигнул Альбино, и тот отметил, что в глазах Франческо уже совсем не заметно хмеля, а вот непонятная тоска проступила явственней.

Фантони отвернулся, уложил инструмент в чехол, снова повесил гитару за спину, потом неожиданно чмокнул в щеку вернувшуюся в комнату мать, да так, что та не успела уклониться, переступил порог и исчез, не прощаясь.

Монна Анна вздохнула и обернулась к Альбино.

— Если вашему уединению не помешают вечные вопли этого мерзавца, можете вселиться в комнату наверху.

Альбино покачал головой и улыбнулся.

— Мне кажется, вы чрезмерно строги к сыну, монна Анна. Мессир Франческо очень умный человек.

Монна Фантони польщённо усмехнулась, потом досадливо хмыкнула.

— Мозгами-то его, что и говорить, Бог не обидел, да что толку-то? Крутится вокруг этих богатеев, лебезит да угождает, нет, чтобы своё достоинство помнить!

— Но ведь он так молод, что в этом дурного? — вступился за Франческо монах.

Монна Фантони болезненно скривилась, точно от зубной боли.

— Да то, что забавы-то нешуточные у этой знати. Вон сынок мессира Турамини недавно в окрестностях Поджибонси с лошади свалился да шею сломал, только что похоронили. — Монна Анна помрачнела и вздохнула. — А у семейства Миньявелли наследник рода Джулио спустя неделю погиб по неосторожности, с лестницы упал. — Она испуганно перекрестилась. — Так и этого мало. Один из друзей господина Петруччи, мессир Ланди, тоже сына намедни потерял, — лицо женщины совсем потемнело. — На охоте на уток пропал, словно и не было его вовсе! Три дня искали, всё попусту. А что, если с этим шутником что-нибудь случится?

Из дальнейшего рассказа словоохотливой женщины Альбино узнал немало нового о семействе своего собрата в монашестве. Оказывается, у Гауденция и Франчо была ещё и сестра. Её чрезвычайно удачное замужество и трое внуков, которых она подарила матери, помогли монне Анне смириться с набожностью старшего сына и его желанием уйти от мира и с беспутством младшего. Внуки оказались подлинной страстью монны Фантони: Луиджи и Ренцо были самыми прекрасными детьми на свете, а краше внучки Лучии были только ангелы в раю.