Дарья Кузнецова: Мастер оружейных дел

Осень давно вступила в свои права. В воздухе не просто пахло снегом, он уже несколько раз выпадал ночами, но днем почти полностью истаивал. Маги обещали, что со дня на день снег ляжет окончательно.

За окном кипела жизнь. Уже привычно бурная, наполненная немного истеричной радостью. Не стало Серых, и Приграничье наконец поверило в это окончательно. Первое время безумная праздничная эйфория сопровождалась чувством растерянности, никто не знал, как жить дальше, но вскоре за рутинной суетой это ощущение пропало. К общему облегчению, покинул город обитатель ратуши: отправился к своему народу помогать ему с восстановлением городов. В дудках Кузнеца организовали вдумчивую полноценную выработку, под это дело прислали из столицы специалистов. Вот только ворота в восточной стене прорубать не спешили, пока ограничивались подъемниками и помощью магов.

Люди привыкали жить спокойно, а меня одолевала тоска.

Последнее письмо от Таллия пришло в начале лета, и с тех пор — тишина.

За это время в Приграничье уже дважды успел побывать его верный враг с короткими деловыми визитами на пару дней. Если он что-то знал о наших с северянином отношениях, то благоразумно помалкивал и темы Таллия Анатара не касался. Не касался ее и Лар, за что я была ему искренне благодарна. Ларшакэн, к слову, наконец-то занялся не только моей, но и своей собственной жизнью: они с Каной среди лета сподобились пожениться и теперь осваивали новые, неведомые доселе грани личных отношений. С одной стороны, я завидовала, глядя на них, но с другой — радовалась, потому что у них почти не оставалось времени на меня, даром что жили по-прежнему в одном доме. А в свои чувства и мысли я не хотела пускать даже Лара.

Порой ждать и верить в скорое возвращение северянина было легко, порой я мучилась и пыталась уговорить себя, что он не врал, напоминала себе об обычаях его родины и характере самого мужчины, но не забывала о нем ни на минуту. Кажется, даже если бы захотела прекратить ждать, не смогла бы: это ожидание вошло в привычку, проросло глубоко в меня и вряд ли ушло бы без боя, шансов победить в котором почти не было.

День клонился к вечеру. Уже несколько дней лежавшие на крышах городских кварталов тяжелые тучи наконец-то пропороли себе брюхо и начали сеять на землю крупный редкий снег.

А потом звякнул дверной колокольчик, и на пороге возникли северяне, сразу двое. Я замерла от неожиданности, уставилась на них.

Много раз представляла себе этот момент, думала, что скажу и сделаю, а в результате — застыла, почти испуганно таращась на мужчин.

В себя пришла от движения Таллия, шедшего вторым. Он коротко улыбнулся, ответив мне горячим взглядом, и быстро приложил палец к губам, недвусмысленно призывая молчать. Вспомнились разом все ужасы, которые предполагал северянин, и я пристально уставилась на его спутника. Тот был заметно старше и с первого взгляда вызывал неприязнь. То ли надменным выражением лица, то ли пристальным взглядом по-звериному желтых глаз, то ли все проще, и дело было в поведении Таллия, ясно дававшего понять, что откровенничать при постороннем не стоит.

Толком взять себя в руки так и не получилось, но получилось, кажется, не вызвать подозрений. Впрочем, старший северянин не очень-то интересовался мной, его вниманием сразу завладело оружие, лежавшее на стойке. Не удивлюсь, если, выходя из лавки со скипетром в обнимку, он уже не помнил моего лица.

И это было взаимно. Я тоже быстро забыла о нем, как и о скипетре, и о тяжелом кошеле, переданном мне за работу, и до вечера изводилась от беспокойства. Вглядывалась в улицу за стеклом, и в каждом первом прохожем мне виделась знакомая белая фигура. С наступлением сумерек тревога моя достигла апогея, я уже почти накрутила себя, что это — все, что больше Таллия я не увижу.

А потом снова звякнул колокольчик, и на пороге возник тот, кого я ждала. Я зачарованно и почти не веряще наблюдала, как он встряхивает меховую накидку, и хлопья снега оседают на пол, истаивая на глазах. Спокойный, сосредоточенный, умиротворенный. Человек, после долгой дороги вернувшийся домой. И я с удивительной спокойной ясностью поняла, что хочу наблюдать эту картину постоянно. Несмотря на всю очевидную чуждость, Таллий в этом месте и на этом фоне казался не просто своим, а неотъемлемой частью, чем-то незаменимым, чего очень не хватало городу, мастерской и, главное, мне самой.

Слов опять не нашлось, да и не нужны они были. В несколько широких шагов северянин обогнул стойку, подошел ко мне, растерянной и замершей, обхватил обеими руками и поцеловал — жарко, жадно, одним прикосновением снимая все сомнения и рассказывая, что тоже скучал, тоже не спал ночами, ждал, боялся, отчаянно хотел написать и не мог, и тоже верил.