Евгений Шепельский - Пропаданец

Понимаете, почему я залил свое горе алкоголем?

Ладно работа, найду, не проблема (хотя… Ау, кому нужен телохранитель с неоконченным высшим образованием? Балагур, обаятельный тип! Качок! Не пью, не курю! Цитирую по памяти Шекспира! Как там… «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» Или это Пушкин? Сейчас не соображу, спросите утром), но ее уход… Она объявила о разрыве так спокойно, словно говорила: «Я сбегаю в парикмахерскую, дорогой!», и с искренним участием посмотрела на меня, раскрывшего рот идиота. М-да, а ведь все у нас было благополучно… Я не изменял ей почти полгода, да и потом она не могла меня поймать, вот до этого самого момента. Ссоры бывали, конечно, но, по большому счету, мы хорошо ладили друг с другом. Где-то на горизонте нарисовалось и медленной поступью приближалось пугающее некоторых слово «женитьба». С будущей тещей сложились нормальные отношения… И вдруг все рухнуло.

По моей вине.

Из-за моей отчаянной глупости.

Из-за моей дурной хотелки.

В общем, она говорила, а я молчал. Не мог я ничего сказать, и все тут. Она сказала о «…прекрасном душевном человеке», имея в виду меня, между прочим, такой вот сарказм. Потом вздохнула и ушла.

Я скверный человек, я изменил, я потерял женщину, к которой у меня были чувства. Ничего не могу поделать со своей природой… Даже когда меня поведут на расстрел и спросят последнее желание, я не попрошу закурить, о, нет! Я скажу начальнику расстрельной команды: «Мужик, будь другом, приведи мне женщину! Мне даже не надо секса, я просто хочу полежать рядом с ней, посмотреть в ее глаза, услышать ее запах, перебрать ее волосы… Я просто хочу насладиться ее присутствием».

Ну, вот такой я Казанова, понимаю, что звучит это все глупо, но…

Черт! Забудем! Мне бы сейчас до дому дойти.

В моем городе электричество экономили странным образом, ярко осветив центральную площадь и погасив большинство фонарей на улицах. В темноте я дважды попадал ногами в рытвины старого тротуара и дважды же падал, но оба раза удачно – пьяным же везет. Редкие прохожие вежливо уступали дорогу: чтобы пройти, мне требовались все полтора метра тротуара; так, как шел я, ходят по палубе моряки во время урагана.

Наконец передо мной выросла громада девятиэтажки, мой подъезд не был освещен, я шагнул в его нутро, как в пещеру.

На моем этаже свет горел. Ослабленными руками я вытащил ключ и начал совать его в замочную скважину. Черт! Слишком узкая эта скважина… или это у меня руки дрожат?.. Ага! Вставил!.. Вверх ногами, мать его!.. Обратно, так… Ну, наконец-то! Я начал поворачивать ключ, но внезапно меня пронзила безумная мысль: «А что, если Светка вернулась?» Трезвым я бы сказал только: «Ха!», ибо слишком хорошо ее знал – решения свои она меняла исключительно редко. Но алкоголь превратил меня в сентиментального осла. Сглотнув вязкий комок, я поспешно повернул ключ.

Щелк!

Я замер. Глубокий вдох, вдох полной грудью. Я помедлил еще секунду. И распахнул дверь.

За ней клубилось темно-серое ничто. Не знаю, каким образом ничто могло клубиться, но я сразу понял, что это – ничто, которое клубится! Оно взглянуло на меня тысячью невидимых глаз и глумливо усмехнулось тысячью невидимых ртов. Мне стало страшно.

– Из-звините. Д-дверью, по-моему, ошибся…

Произнося этот никчемный лепет, я знал, что дверь – моя, и ведет она в мою квартиру. Вернее, вела…

ЕЛКИ-ПАЛКИ!!! Я понял, что со мной! Холодный пот проступил на лице… Так вот ты какая, белая горячка! «Горячий, горячий, совсем белый!» Мне захотелось плакать.

Внезапно я услыхал далекое-далекое заунывное пение, бесконечный рефрен, похожий на мантру. Пение доносилось из этого самого ничто. Из того ничто, что заполонило мою квартиру. Вот как! Выходит, к зрительным прибавились еще и слуховые галлюцинации!

«Иди… Иди вперед. Шагни в портал… Вперед. В портал. Иди!»

Ноги подкосились. Я нащупал стену, оперся ладонью. Потом шагнул назад. Губы тряслись.

Погоди! Если протереть глаза…

Я протер, надеясь, что после этой скромной операции морок развеется.

Черта с два он развеялся!

Ох! Я тяжело осел у стены.

– Передо мной – квартира! Передо мной – квартира! – забубнил я, прикрыв глаза и мысленно представляя себе интерьер родимой прихожей. В каком-то журнале я читал, что самовнушением можно добиться невероятных, просто-таки феноменальных результатов. Партайнгеноссе Борман, к примеру, лечил самовнушением ангину. Говорят, успешно. Кант вообще разработал и претворил в жизнь целую систему самовнушения. Правда, под конец жизни она вышла ему боком, он свихнулся, ну так то под конец жизни… В общем, я решил пойти по их дорожке. Я горячо пожелал увидеть милый сердцу коврик для обуви и старую вешалку. Потом напрягся и снова пожелал. И открыл глаза.