Робин Хобб: Судьба Убийцы

Что я наделала?

Мне вспомнилось старинное высказывание. Я знала его от отца, читала где-то, слышала от других людей:

- Никогда не делай то, что не исправить, пока не поймешь, чего уже не сделать после того, как сделал это.

Он медленно поднял лицо.

- Не идеальная цитата, но близко к ней, - вид у него был болезненный и угасший. - «Не делай того, что нельзя исправить, до тех пор, пока не поймешь, чего ты уже не сможешь сделать, когда сделаешь это». Слова, которые мне приснились очень давно. Я прошел огромный путь, чтобы сказать их королю Шрюду, чтобы тот не позволил принцу Регалу убить бастарда Чивэла. Я знал, что если скажу ему эти слова, то сохраню Фитцу жизнь. В первый раз, – он помотал головой, – в первый раз из многих, когда я вмешивался, чтобы протолкнуть его через узкую лазейку в его судьбе. Чтобы сохранить ему жизнь, чтобы иметь рычаг, которым я смогу менять течение будущего.

И мир заново собрался вокруг меня. Я тщательно произнесла каждое слово.

- Ты такой глупый.

Изумление прорвалось сквозь его боль.

Могу ли я все еще изменить то, что сделала? Так, чтобы он мог сделать то, что должен.

- Я соврала! – яростно зашептала я ему. - Я знала, что ты читаешь мой дневник. Знала, что ты читаешь мои сны. Я написала там то, что ранило бы тебя больнее всего! Я врала, чтобы мучить тебя. За то, что ты позволил ему умереть, а сам остался жив. За то, что тебя он любил больше, чем меня! – я перевела дыхание. – Он любил тебя больше, чем кого-либо из нас!

- Что? – после этого слова его рот так и остался открыт, глаза широко распахнуты. От удивления он стал похож на глупца.

Как будто он не знал всегда, что был любим больше всех. Что это он - Любимый.

- Точно глупец! Задаешь глупые вопросы. Уйди с ним. Уйди сейчас. Это тебя он хочет, а не меня. Иди!

И когда мой голос успел повыситься до крика? Не знаю, меня это не заботило. Пусть будет такой спектакль, пусть хоть весь лагерь проснется, и люди станут пялиться на меня. Собственно, именно это и происходило. Дьютифул вспрыгнул на ноги, с мечом в руке, оглядываясь в поисках врага. Разбуженные моими криками, поднимались полусонные люди. Нед уставился на меня с открытым ртом, Неттл прижала руки к лицу, придя в ужас от истины, которую я выкрикнула.

И мой отец поднял руку. Смотреть в его изуродованное лицо было все равно что смотреть в лицо самой смерти. Только посеребренная часть была гладкой и нетронутой. Его человеческая рука медленно поднималась, и, наконец, он развернул ее окровавленной ладонью кверху. Потрескавшиеся губы зашевелились.

Любимый.

Он не мог произнести и слова, но я поняла.

Шут тоже понял.

Он поднялся, уронив на землю одеяло, которым укрывал плечи. Снял с руки перчатку и позволил ей упасть. И пошел неуверенно, будто марионетка, чьи веревочки дергает ученик кукловода. Он дошел до моего отца и очень нежно взял его за руку. Потом он наклонился, пока совсем не лег на волка, лицом повернувшись к моему отцу и положив руку ему на спину. Притянул его ближе и затем коснулся серебряными пальцами волка.

На какую-то минуту всё замерло. Затем я увидела, как пальцы Любимого привели в движение мягкий мех на волчьей спине. Озаренные светом костра, тела моего отца и Любимого расплылись и слились. Я почувствовала что-то, чего не могу описать. Как свист ветра, когда дверь открыли, а потом снова закрыли, но происходило это в потоке Скилла и было таким мощным, что я заметила, как Неттл при этом тоже вздрогнула. Один краткий миг я видела свет, лучами исходящий от них - связующая нить, узел на тропе судьбы. И вот всё кончено. Нечто, наконец, полностью завершенное, такое, каким и должно быть.

Их цвета померкли, а волчий взгляд заблестел. Вроде бы постепенно, но в то же время неожиданно они пропали, и остался только волк. Оскал исчез. Волк навострил уши и пошевелил ими. Его широкая голова медленно повернулась. Он поднял нос и понюхал воздух. Какие у него были глаза! Они были тьмой, наполненной великолепием жизни. На одно краткое мгновение в них отразился свет, и они блеснули зеленым. Все мы замерли под взглядом огромного хищника. Затем, как намокший пес, волк отряхнулся, и каменная крошка полетела во все стороны, словно до того он вывалялся в ней.

Его взгляд неторопливо заскользил по нам, на время, останавливаясь на каждом. Последней в очереди была я. Он смотрел на меня одновременно жестко и весело.

Это была изумительная ложь, щенок. А последний обман - самый вдохновенный. Этот талант у тебя от отца.