Робин Хобб: Судьба Убийцы

— Отпусти, или я коснусь тебя! — для убедительности вместо того, чтобы пытаться вырвать руку, она подалась в сторону Рапскаля. Внезапная перемена застала его врасплох, и посеребренные пальцы оказались в опасной близости от его лица. Генерал испуганно вскрикнул и отпрыгнул прочь, отпустив ее руку. Но Янтарь еще не закончила.

— Назад, вы все! — приказала она. — Освободите нам место и дайте мне осмотреть принца. Или, клянусь Са, я прикоснусь к вам!

Янтарь говорила голосом разгневанной королевы, на чью власть посмели посягнуть. Она медленно обвела вокруг себя посеребренным указательным пальцем, отчего люди внезапно начали спотыкаться друг о друга, торопясь оказаться вне зоны ее досягаемости.

Заговорила мать девочки с драконьей ногой:

— Делайте, как она говорит! — предостерегла она. — Если у нее на руке и вправду драконье Серебро, то одно ее прикосновение означает медленную смерть. Оно проникнет в ваши кости прямо сквозь кожу. А по костям доберется до позвоночника и черепа. В конце концов, вы будете молить о смерти.

Пока остальные отступали подальше от нас, она проталкивалась сквозь толпу в нашем направлении. Хоть она и не была крупной женщиной, но другие хранители драконов расступались перед ней. Она остановилась на безопасном расстоянии. Дракон украсил ее синими, черными и серебряными узорами. Крылья за плечами были сложены и плотно прилегали к спине. Когти на ногах клацали по полу, когда она шла. Из всех присутствующих Элдерлингов она сильнее других была изменена прикосновением дракона. Ее предупреждение вкупе с угрозами Янтарь расчистили вокруг нас небольшой пятачок.

Янтарь отступила ко мне, я слышал ее прерывистое дыхание. Спарк стояла по левую руку, а Персиверанс занял позицию перед ней. Когда Янтарь заговорила, ее голос был тихим и спокойным:

— Спарк, не могла бы ты снова надеть на меня перчатку?

— Конечно, моя леди.

Перчатка упала на пол. Спарк наклонилась и с опаской подняла ее двумя пальцами.

— Я прикоснусь к вашему запястью, — предупредила она Янтарь и дотронулась до тыльной стороны ее руки, чтобы направить ее в перчатку.

Когда Янтарь надевала перчатку, ее дыхание все еще было неровным. Несмотря на свое плачевное состояние, я был рад, что к ней вернулась часть сил Шута и его здравый смысл. Она взяла меня непосеребренной рукой под локоть, это прикосновение успокоило меня. Мне показалось, что поток Скилла, который все еще несся сквозь меня, ослабел. Я почувствовал связь с ней и усталость от Скилла немного отступила.

— Думаю, я смогу стоять, — пробормотал я Ланту, и он ослабил хватку. Я не мог позволить им увидеть, насколько обессилел. Я потер глаза и смахнул с лица пыль эльфовой коры. Колени перестали подгибаться, и я ухитрился держать голову поднятой. Я подобрался. Очень хотелось вытащить из голенища сапога нож, но я понимал, что если нагнусь, то упаду на пол.

Женщина, которая предупредила остальных, вышла на пустое место вокруг нас, оставаясь вне досягаемости протянутой руки.

— Леди Янтарь, на вашей руке на самом деле драконье Серебро? — спросила она с тихим ужасом.

— Это оно! — генерал Рапскаль набрался храбрости и встал рядом с ней. — Она украла его из драконьего колодца. И должна быть наказана! Хранители и народ Кельсингры, излечение нескольких детей не должно сбить нас с толку! Мы даже не знаем, сколько продлится его волшебство, и не обман ли это. Мы все видели доказательство того, что эти приезжие — воры, и мы никогда не должны забывать о нашем первоочередном долге перед драконами, которые связаны с нами.

— Говори за себя, Рапскаль, — женщина холодно взглянула на него. — Мой первоочередной долг — долг перед дочерью, а она больше не трясется, когда стоит.

— Тебя так легко купить, Тимара? — поинтересовался Рапскаль с едким презрением.

Отец ребенка выступил вперед, чтобы оказаться рядом с женщиной по имени Тимара. Девочка с драконьими ногами сидела у него на плечах и смотрела на нас сверху. Он заговорил так, словно делал выговор непослушному ребенку или упрекал близкого знакомого:

— Уж ты, Рапскаль, лучше всех должен знать, что Тимару невозможно купить. Ответь-ка мне. Кому повредило, что эта леди посеребрила свои руки? Только ей самой. Она обрекла себя на гибель. Как еще мы можем наказать ее? Отпусти ее. Отпусти их всех, и пускай уходят, я благодарен им.

— Она воровка! — крик Рапскаля сорвался на визг, и все его достоинство развеялось по ветру.

Рейн наконец растолкал толпу. Королева Малта стояла рядом с ним, ее щеки раскраснелись под чешуей, а глаза были полны гнева. Ярость лишь подчеркивала драконьи изменения. Блеск ее глаз был нечеловеческим, а нарост в проборе волос, казалось, вырос, он напоминал мне петушиный гребень. Она заговорила первой.