Они шли и разрушали меня, оставляя разбросанные камни и опалённую землю.
Широкоплечий мужчина, перед которым мои нежные живые стены падали ниц, проломленные невидимым кулаком.
Женщина, с волосами как чёрный огонь. Вокруг неё плясало пламя, и когда я направил (как я это сделал?) голодную тень, чтобы проглотить её, она протянула руку, и тень, как собачка подползла к ней. А она её сожгла. Это больно - сгорать изнутри. Я кричал камнями и кричал землёй. Никто не слышал.
Худой мужчина с зелёными, как дым злых джиннов, глазами, облачённый в лохмотья и поющий цветок стальных лезвий держался в стороне, потому что его металл расчленял на своём пути всё. Друзей, врагов, стены, тени, растения, саму землю.
Они шли вперёд, убивая меня по пути.
Четвёртая двигалась почти незаметно, почти неощутимо. Она не причиняла боли, я едва её замечал, но она вела этих троих, безошибочно выбирая коридоры и повороты, помогая паразитам проникать в сердцевину моего тела.
Я бы придумал, как их остановить, но я не управлял собой. Я был лишь вегетативными реакциями.
Защищая центр, я воздвиг высокие тёплые стены. Здесь, в моем сосредоточие, происходило превращение. Оно должно быть закончено любой ценой. Я обязан задержать злых людей.
Я ещё думал это «любой ценой» - а стены уже рушились под тройными ударами.
Срывая горло, не в состоянии пережить боль, я кричал.
Собственный крик разбудил меня от сна о лабиринте.
Саградов, чёрный от копоти и крови, вошёл в мою келью. Тяжело прихрамывая, он сел перед телом Мастера, потянулся проверить пульс - и отдёрнул руку от распахнутой, как голодная красная щель, шеи.
Сейчас он заметит меня и поймёт, что я сделал. Поймёт, что это я сделал.
Я весь сжался, представив взгляд Дмитрия: упрёк, и отвращение, и горечь. Спасаясь от бесконечной вины и удушающего стыда, сознание спряталось под ватное одеяло обморока.
Когда тьма рассеялась, рядом устало спорили. Тело затекло от неудобной позы - щекой к стене, с вывернутой рукой, прикрывающей лицо, с поджатыми к подбородку ногами, но я не шевелился, притворяясь, что все ещё без сознания.
- Нельзя больше такого допустить. - Слова Дмитрия падали камнями. - Не на моей территории, не в моём городе... нигде!
- ... сначит, не допустим. - Доктор Девидофф. Очень спокойно и тихо.
- Да. - Саградов. - Ты знаешь, что нужно делать. Хорошо, что ты понимаешь. Поэтому, ты же понимаешь, что ты должна...
- ...так это мой долх теперь? - С ядом в голосе.
Что-то мягкое и лёгкое опустилось сверху, тёплое, как объятья мамы.
Я подсмотрел сквозь ресницы. Незнакомый стройный мужчина закутывал меня в плащ из белоснежных птичьих перьев. Их припорошила коралловая крошка и пахли они гарью, но все равно они как будто светились изнутри.
Мужчина заметил, что я очнулся, и подмигнул.
- Мастер должен быть уничтожен. - Тяжело уронил Саградов.
Почему он так говорит? Я же убил Мастера. Вон он, лежит в центре кельи, где я так много рисовал. Он хотел, чтобы я создавал картины только для него - а теперь ни одного наброска не осталось - вместо прекрасных картин темнели разводы сажи. На глаза навернулись слезы.
- Это я сделаю. - Мягкий золотой голос Марии. Как ты сюда попала, моя Золушка? Тебе не место на развалинах замка. Ты должна быть там, с принцем. Каким-нибудь.
- Когда увижу, что он становится таким же. - Продолжила Дейке.
Я хотел спросить о чём - о ком - речь, но прикусил язык.
- Я с ней согласен. - Произнёс Каладиан. Это прозвучало как точка. Как весомое окончание спора. Саградов не возразил.
Знакомо процокали каблуки и женщина опустилась на корточки рядом со мной, впилась пальцами и в плечо и потормошила.
Я открыл глаза, встречая взгляд Клары Девидофф. Её висок испачкал мазок копоти, но в остальном... кажется, даже макияж свежий. Чёрные распущенные волосы, уверенный каре-алый взгляд, широкое колье из кровавого бисера, плотно охватывает горло, спускаясь на деловой костюм.
- Как ты? - Доктор Девидофф бесцеремонно ощупала моё лицо, шею и запястья. Тронула длинными ногтями птичью накидку. - А это откуда?
Всё болело. Двигаться не хотелось. Из царапин на лице шла кровь, и это было неправильно. Со мной всё неправильно.
- Тошнит сильно. - Пожаловался я.
- Это было бы плохое решение. - Качнула головой женщина.
Я содрогнулся.
Она знает, что я сделал. Они все знают.
Вот о ком они говорят. Вот кого они хотят убить.
Я выпрямился, позволяя себя трогать и рассматривать как новое, неизвестное науке животное. Или Франкенштейна.
Читать дальше