Виталий Сертаков - Мастер Лабиринта [СИ]

- Очнись! - Приказ Мастера выдернул из небытия.

Нечто сжимало тело, сковав ноги и руки, и грудь, мешая дышать. Зажало мою голову в тисках. Я вращал глазами, пытаясь увидеть Седека и то, что меня держит.

- Ты нужен мне в сознании, мальчик. - В голосе Мастера больше не было ничего ласкового. Он стал ...никаким. Шершаво-тусклым. - В сознании, когда я заберу твои глаза и твои руки.

Я зажат, но я больше, чем Я. Моё тело - больше. Я лабиринт, с его изгибами и его комнатами, переходами и тайными камерами. Моё пространство стягивалось в воронку, поднимающуюся навстречу опущенному из мантии хоботу. Центр вихря - камень, на котором я лежу.

Мастер склонился, прицеливаясь кончиком ножа к моему левому глазу. Оттянул мне веко... и вдруг остановился.

Толчок изнутри глазницы. Ещё один толчок. Зерно проклёвывалось, как цыплёнок. Шевелилось беспокойно, ускоряя рост. Почуяло, что я вот-вот мертвец, и спешило первым меня сожрать.

Седек прищурился, вглядываясь в мой глаз, и я задержал дыхание. Я забыл, что хотел заразить Мастера.

Но... если он знает, что это такое - он оставит меня. Я могу сам сказать. Могу сказать, и спасти себя. На минуту. Ещё на одну минуту бытия. Или промолчать - и к приходу людей Саградова Мастер будет заражён и, может, даже мёртв.

- Я... я... - горло не слушается. Горло предателя. - Я подхватил зерно. Н-на п-поле. Т-там.

Седек молчал. И когда я уже ждал, что он отпустит, он сместился к моему правому глазу.

Он не боится Зерна.

Я забился, как червяк, пытаясь сбросить невидимые руки. Царапал пальцами землю и стучал затылком о камень. Меня сжимало так, что началось удушье. Настоящее удушье, или паника, или и то и другое. Беспорядочные рывки и выкручивания, лишь бы отсрочить смерть. Лишь бы вырваться. Это даже не я - это инстинкты. Сопротивляться. Вопить.

Я сопротивлялся.

Я хотел предупредить идущих сюда криком, но Мастер зажал мой рот ладонью.

Он пытался поймать мой взгляд - я понял зачем, и отворачивался.

Но он заставил смотреть и серые спокойные глаза увлекли меня в отливающую жемчугом пустоту. Спираль вниз, и вниз.

Я сорвался с крюка его взгляда. Зажмурился, выгнулся дугой, пытаясь освободить плечи, освободить руки. Хоть что-то.

- Тебе уже не выжить. - Прошипел Мастер. - Перестань.

Я сопротивлялся не для того, чтобы выжить. Я сопротивлялся, чтобы измениться. Хотя это казалось невозможным.

Я - как рыбка на суше. С каждым мигом мертвее.

Зерно взбесилось в моём глазу. Оно росло, разрывая ткани, переделывая их под себя. Пробираясь в кость черепа, в кость челюсти. Заложило нос и заложило уши. Оно распирало глазницу, и я больше не мог зажмуриваться.

Когда я распахнул глаза, поверхность ножа блестела у моего лица. И оно не было ни спокойным, ни одухотворённым. Перекошенное и красное от усилий. Левый глаз - ртутная капля. Он стал зеркальным, отражая мир. Отражая лицо Мастера, поморщившегося, заметив сферическое зеркало у меня в глазнице.

Перспектива сместилась: я смотрю сверху.

Из зеркала на моем лице распускается белоснежный цветок. Нет, не из, а внутри отражения. Цветок раскрывает широкие нежные лепестки (боль-боль-боль, выжигающая мне голову) и плюёт горстью мелких семян в лицо Мастера. Вместо того чтобы отшатнуться с криком, тот вытирает щеку плечом.

Я просчитался. Я не заберу с собой Мастера, зерно ему не страшно.

Мир вернулся на место: я смотрел обычно, и всё это ещё не произошло. Левый глаз словно взрывался каждую секунду, по лицу струилась кровь.

Мастер сжимал меня, ломая сопротивление. Когда не вышло сломать мне ум - он пытался сломать тело. Они всегда так делают.

Я услышал тоненький хруст. Как когда отец взял мои пальцы в кулак и сжал. Я не хотел выпускать карандаш, и он сжимал мою руку вместе с карандашом. Дерево треснуло первым. После него - кости. Лёгкий, незаметный звук, если не слушаешь его всем телом.

Мастер тоже пытался сломать мне пальцы, которыми я сжимал перехваченную рукоять ножа. Не помню, как высвободил руку и как в неё вцепился.

Едва не вывернув в суставе, я поджал под себя ногу и двинул Мастера коленом в бок. Хватка ослабла, я сбросил его с себя - и рывком скатился с камня.

Седек настиг в следующий миг, вновь прижимая к земле - положение ещё хуже. Его лицо исказилось, он впился взглядом в мой правый глаз. Жадность, он - сама жадность. Вот что он.

Я высвободил влажную от крови руку и ударил старшего кулаком в кадык.

Слабо ударил. Кисть сама собой остановилась. Мастер, как и Фишер до него, рассмеялся. Глухо, понимая, что у меня за запрет. Я не могу поднять руку на того, кого должен уважать.