Елена Ершова - Поцелуй василиска

Я застыла как вкопанная, бездумно глядя перед собой. Снова как наяву почувствовала удар, затылок заныл от тупой боли, и я дотронулась дрожащими пальцами до прически.

— Вам опять плохо? — всполошилась Жюли и, подхватив меня под локоть, увела в беседку.

Здесь сновали вертлявые тени — солнце сочилось сквозь заросли глицинии, как сквозь золотое ситечко. Я прикрыла глаза ладонью и слабым голосом спросила:

— А почему… почему он… такой?

Жюли присела рядом, погладила меня по руке:

— Ах, бедная моя госпожа! В голове у вас действительно все перепуталось от удара. Зачем фрау Кёне затеяла званый ужин, вам еще нужен отдых.

— И все же?

Служанка вздохнула и опустила глаза.

— Генерал фон Мейердорф — бастард, незаконнорожденный сын герцога Мейердорфского, — пояснила она. — Только мне непозволительно судачить об этом.

— Я буду нема как могила, — поклялась я, но Жюли почему‑то испугалась.

— Не говорите такие вещи, умоляю! — воскликнула она и суеверно сплюнула через плечо. — Я не перенесу, если с вами что‑то случится. Ах, если бы был жив добрый герр Кёне! Он бы ни за что не благословил этот брак! О!

Жюли явно разнервничалась, ее личико раскраснелось, она подпрыгивала на лавке, как испуганный воробышек.

— Но почему, моя хорошая? — Я взяла ее мокрые ладони в свои, несильно сжала, заглядывая в глаза, снова наполнившиеся слезами.

— Потому что фон Мейердорф проклят с рождения! — выдохнула Жюли. — Об этом знают все в Фессалии, от Теплых островов до снежного Тиррса. Он страшный человек, правда‑правда! — Она снова начала задыхаться, сглатывая слова. — Не погрешу против истины и бога, добрая госпожа, но, чтобы принять титул, он откусил голову собственному брату, истинному наследнику рода фон Мейердорф!

— То есть как… — начала я и умолкла, не в силах продолжить.

Перед глазами встала картинка: зубастая пасть, перекусывающая сухожилия, как щепки. Фонтаном брызнувшая кровь окатила портрет и потекла по холеному лицу. Я икнула и замотала головой, прогоняя наваждение.

— Ему никто не смеет перечить, — не унималась Жюли. — Все, на кого упадет его взгляд, обращаются в камень. Вы видели его портрет? Художник, что рисовал его, теперь выставлен на аллее перед дворцом его сиятельства. А еще генерал в одиночку разгромил отряд степных кочевников и первым приручил двенадцатиголовых болотных гидр. Теперь эти чудовища наравне с вивернами обитают в королевском зверинце.

Я никогда не видели ни гидр, ни виверн. Если это действительно сон, было бы интересно поглядеть на тех и на других.

— А как попасть в королевский зверинец? — спросила я с нескрываемым любопытством.

Жюли открыла рот, чтобы ответить, как вдруг подскочила и присела в почтительном реверансе:

— Ах, герр Кёне! Простите, не заметила вас, молодой хозяин!

Я выпрямилась и обернулась. У входа, небрежно привалившись плечом к выбеленным резным перильцам, стоял худощавый парень в сюртуке горчичного цвета. Он неприятно ухмылялся, не сводя с меня взгляда водянистых глаз, под которым стало крайне неуютно.

— Где еще я мог встретить любезную сестренку, как не в ее любимой беседке? — вкрадчиво проговорил молодой человек и лениво отлепился от перилец.

— Герр доктор велел… — начала Жюли, но парень взмахнул рукой, приказывая ей замолчать.

— Герр доктор велел то, герр доктор велел се, — передразнил он. — А я велю убираться сейчас же! Ну? Чего уставилась, дрянь! — Молодой человек хлопнул в ладоши, и Жюли подпрыгнула, стреляя глазами то в меня, то в него. — Пошла, пошла!

— Жюли… — Я протянула руку, поднимаясь.

— Я приказал оставить нас! — взревел незваный визитер, хватаясь за кнут, висевший на его поясе. — Считаю до одного! Раз!

Жюли беспомощно глянула на меня, словно прощаясь, и метнулась вон из беседки. Я возмущенно вскинула голову:

— По какому праву…

Молодой человек вошел внутрь и сжал ладонями мои обнаженные плечи. Его руки были влажными и грубыми. Я задохнулась от конского пота, смешанного с резким запахом туалетной воды.

— По такому, что я твой сводный брат Якоб, моя дорогая, — щерясь в неприятной ухмылке, ответил он. — Как же я соскучился!

Тут Якоб притянул меня к себе и впился слюнявым поцелуем в шею. Я вскрикнула и ударила его кулачками в грудь. Якоб хохотнул и прикусил зубами мою нежную кожу.

— Не спрячешься, малышка! — промурчал он, облизывая ключицу языком. — Ух, какая сладкая! Погоди‑ка, дай поцеловать, пока твой бутон не смяли когти этого фессалийского чудовища!