Джоэл Розенберг - Воин жив

Некогда гостиница эта была куда более изысканной – правда, наверное, очень давно. Резные деревянные столбы по углам комнаты изображали взобравшихся друг другу на плечи гномов. Под покрывающим стены налетом Джейсон разглядел остатки древних мозаик с изображением резвящихся на зеленой лесной лужайке оленей.

Большой камин, устроенный против застекленной балконной двери, разгонял холод. В нем жарко пылали дрова. Справа от камина, на прутьях железной сушки, была разложена их одежда – не только промокшая под дождем, но и отсыревшая в вещмешках. Джейсон смотрел, как от его волглого жилета поднимаются струйки пара.

На горячей плите у огня лежал плоский железный брусок, а на плетеном травяном коврике – обожженная, окованная железом дубовая доска, но никто из троих не воспользовался ими – ни чтобы поскорей высушить одежду, ни чтобы разгладить ее.

Одежда могла подождать. Оружие все было цело – но промокло насквозь. Хорошо, если они успеют закончить с ним хотя бы к полуночи.

Дарайн выглядел сейчас не столько грозно, сколько глупо: он сидел на ковре, завернувшись – наподобие саронга – в шерстяное одеяло, и трудился над лежащей на коленях гладкостволкой. Его крупные руки крепко, но осторожно водили по ружью мягкими тряпицами, волосы закрыли лицо, на груди и животе выступил пот, тело покраснело от близости очага. Рядом с ним, на ковре, стояла зеленая бутыль с оливковым маслом. На Салкете, где оливковые рощи росли повсюду, оно было традиционно хорошим – и самым дешевым.

Джейсон закончил смазывать свои револьверы – теперь они были в полном порядке. Но патроны, лежащие на одеяле, как осыпавшиеся желуди, внушали ему опасения. Ни пулям, ни медной оболочке вода не повредила, да и запалы были сухими – подозрения вызывал порох.

Вспыхнет ли он? В этом стоило убедиться.

Из рабочего мешочка, что лежал между ним и Бреном, юноша вынул плоскогубцы и, зажав конец патрона в тисочках, аккуратно вытащил из него пулю и высыпал порох на истертые доски пола.

Он почти ничем не отличался от обычного приютского пороха – разве что был мельче. Тонкая черная пыль. Совершенно сухая на вид.

Взяв кремень и – с одеяла – только что смазанный нож, Джейсон провел кремнем по лезвию. Нож был смазан на совесть: чтобы высечь искру, понадобилось три удара.

Порох вспыхнул, плюнул огнем и дымом – и исчез, оставив едкий запах. Дыма вышло мало – Джейсон бы удивился, не стреляй он уже в Приюте.

Дарайн и Брен Адахан смотрели во все глаза – но ни один из них не сказал ни слова. Все знали, что Инженер одарил Джейсона новыми пистолетами – но до сих пор они были тайной.

Они предназначались ему. И ему – если он еще жив. Джейсон тряхнул головой. В этом нет ни малейшего смысла. Оружие существует, чтобы убивать тех, кого надо убить – а не для того, чтобы быть тайной семьи Куллинанов. И Дарайну, и Брену Адахану можно доверять – разумеется, в определенных пределах. Эллегон поручился за них.

– Говоришь, когда мы встретились с работорговцами, я действовал верно? – спросил юноша.

Дарайн кивнул:

– Что есть, то есть. Кое-что от него тебе передалось.

Совершеннейшая чушь. В том, что Джейсон стал тем, чем стал, куда большая заслуга Валерана, чем Карла. Но, видимо, старый солдат сумел обучить Джейсона как надо. Прежде, чем рухнул наземь с торчащей из глазницы рукоятью ножа…

– Что же, тем лучше… Хочу одолжить вам… вот их. Если не вернусь – можете ими пользоваться. Но потом верните их Инженеру: он решит, как ими распорядиться. Обращаться с ними надо вот так…

– Прости? – Брен Адахан наморщил лоб. – Ты отдаешь нам свое оружие?

– Я стрелять не смогу – слишком рискованно; потому с собой их и не беру. – Джейсон пожал плечами.

– Ты же не хочешь сказать, что снова собрался под дождь? – Брен помотал головой. – Зачем?

– Подумай сам, барон. – Джейсон обрадовался: Адахан не заметил очевидного; это давало Джейсону возможность поучить его. – Этот воин и его друзья подозрительно долго оставляют Салкет в покое. Джейн считает, что теперь его очередь, – а она знает своего отца.

Работорговцы тоже так думают; они позакрывали все свои отделения на острове – осталось только то, что здесь: какая мишень! От всего этого за версту несет западней. Мы въезжаем в город – а лучшая его гостиница на корню куплена работорговцами, которые – на случай, если мы вдруг этого не сообразим – открыто заявляют, кто они такие. Неужто ты не почуял ловушки?

А тут еще мы поставили их на уши, заставили насторожиться и нервничать. Думаешь, они не видели ракеты? Видел он наши письма или нет, но единственное, что может сделать в таком случае Отец, – отказаться от набега на Салкет.