Юлия Остапенко: Собака моего врага

— Тело, — сказал Трой. Услышал отдалённое, почти неразличимое «Что?…» и повторил: — Тело.

Но больше ничего сказать не смог, потому что провалился в забытье, и последнее, что он запомнил, был приглушённый лай собаки во дворе.

Это, конечно, было опрометчиво — заснуть под надзором жены только что убитого врага, врага, которого выслеживал, гнал, травил много лет подряд. Засыпая, Трой отдавал себя в её власть, точнее — отдал бы, если бы это существо знало, что такое власть и как ею пользоваться. А оно не знало. Он понял это, увидев её в первый раз там, в углу, замершую статуей, и тогда уже перестал считать человеком. Вонгерд, возможно, смог бы зарезать раненого и спящего. Собака, надрывавшая глотку во дворе, могла бы вцепиться в горло. А эта — только дрожала да глазами хлопала.

Трой доверился инстинкту и не ошибся. Когда он проснулся, псина всё так же орала во дворе — хрипло и с промежутками, но по-прежнему упрямо. Трой представил, как она рвётся к телу хозяина, срывая сталью ошейника кожу с шеи, и вскинулся, приподнялся на локтях, встревоженно завертел головой.

Женщина, сидевшая на скамье у него в головах, тут же вскочила и склонилась над ним. Трой только теперь заметил, что у неё чёрные волосы.

— Пить хочешь? — спросила она и тут же протянула ему полную чашку. Трой молча принял, осушил залпом, вернул.

— Ещё?

Он кивнул, глядя за окно. Там было сумрачно — не понять, то ли вечереет, то ли он проспал до утра, и только начинает светать, то ли день стоит на дворе, просто пасмурный. Но теперь эта мысль его не обеспокоила. Он больше никуда не торопился.

Трой осушил вторую чашку, отдал, не поблагодарив. Сел, упёрся руками в края кровати, подтянулся. Онемение в ноге прошло, но какая-то она непослушная была, неродная будто — так, словно ногу Вонгерда ему пересадили, в качестве военного трофея. В преисподнюю такие трофеи, мрачно подумал Трой и снова пошевелил ногой. Шевелилась, зараза, но будто бы не так, как он хотел, неправильно как-то. Трой поднатужился и спустил ноги на пол. И лишь только ступня коснулась пола, всю ногу до бедра пронзила такая боль, будто её отрубили начисто.

— Что ты, нельзя тебе вставать! — вскрикнула женщина, до того лишь ошеломлённо смотревшая на его жалкоё дёрганье. — Кровь пойдёт, повязки часто менять надо, и промывать…

— Ты пса кормила? — скрипнув зубами, перебил Трой.

Женщина умолкла на полуслове, моргнула.

— Ч-что? Пса? А… ты про Мату?

— Я про тварь, которая там сутки уже почитай надрывается. Кормила?

— Я… — она снова заморгала, часто-часто, будто стряхивая непрошеные слёзы. — Я забыла… не до того…

— Покорми, — сказал Трой и снова лёг. От незначительного, казалось бы, усилия у него кружилась голова. Хриплый собачий лай гудел в ушах, и Трой увидел перед мысленным взглядом багровое от натуги лицо Вонгерда, давившего его горло волосатыми руками. Трой задыхался, лупил рукой по земле в попытке найти выроненный меч, таращился в низкое небо, и надрывный лай псины, изводившейся на цепи в пяти шагах от них, разрывал его голову на куски. Потом он нащупал камень, огрел им Вонгерда по башке, выкарабкался, потом ещё много чего было… И, вонзая лезвие меча в податливую вражескую плоть, Трой всё так же слышал этот лай.

Псину он хорошо запомнил. Здоровая, как волк, чернющая, морда заросла — не разглядеть, только жёлтые глазищи сверкают да алая пасть разевается в лае. Брюхо у псины было огромное, отвислое почти до земли. Это была сука, на последних днях беременности. Не держи её Вонгерд на цепи, она бы Троя на куски порвала, он бы и в ворота ступить не успел. Но Вонгерд оказался честный человек. Тварь, паскуда, ублюдок, но — честный. Он был хорошим врагом.

— Тело, — сказал Трой и, вздрогнув, открыл глаза. — Тело! Эй! Ты! Девка! — заорал он во всю глотку.

Она прискакала со двора, будто взмыленная кобылка, давно не покрытая жеребцом.

— Что? Тебе что-то…

— Тело там ещё? Во дворе?

— Д-да, — она как-то сразу сникла, будто надеялась, что он её позвал, чтобы приласкать. — Я закопаю… сейчас…

— Не трож. Трогать не смей, поняла? Тронешь — убью.

Он сжалась, съёжилась, вперилась в него испуганным взглядом. Трой слабо застонал от злости. Как же забыть-то мог, а? И сил ведь, как назло, никаких… А тянуть нельзя — смрад скоро пойдёт.

Он скатился с кровати на пол, девка подняла крик, но он глянул на неё один только раз, и она будто язык откусила.

— Выйти помоги. И чем копать дай, — сухо велел Трой.

Она сделала всё, как он сказал, а потом стояла в дверях и смотрела, как он рыл железным ковшом мягкую землю. Порывалась было помочь, но Трой на неё и не взглянул — без толку ей объяснять, что он должен сам похоронить своего лучшего врага. Тело Вонгерда лежало там же, где он его оставил, ничком, в расплывшейся на четверть двора луже крови, над которой густо жужжали мухи. Жена даже не накрыла его. Хороша супружница, подумал Трой, мне бы такую.