Далия Трускиновская - Предок

Отродясь не задумывались домовые, от кого они ведут свой род. Спокон веку живут при людях, порядок блюдут, понемногу плодятся и размножаются, а для долгих размышлений у них просто времени не остается.

Но иногда задуматься все же приходится – и не от хорошей жизни!

Вдовую деревенскую домовиху Таисью Федотовну всем миром решили пристроить в хорошую семью. И семью долго искать не пришлось – это была та самая, которую бросил и бежал в неизвестном направлении домовой дедушка Тимофей Игнатьевич. Хозяйство у него было крепкое, налаженное, и бабе, да еще обремененной маленьким, на первых порах управиться было бы несложно. А хозяевам ведь все равно, кто за порядком следит, домовой или домовиха.

Таисья Федотовна вселилась в трехкомнатную квартиру.

На первых порах у нее дневали и ночевали кумушки, Матрена Даниловна и Степанида Прокопьевна, все облазили, все тайнички беглого Тимофея Игнатьича сыскали. А их, тайников, было столько, что домовихи просто диву дались. Туалетная дырка – раз, в самом низу, у пола, откуда тянуло холодом. Там домовой держал веревочки, гвоздики, полиэтилен. Склад за кухонным гарнитуром – два. На складе были мешочки и фунтики с крупами – гречкой, перловкой, пшенкой, манкой, а также отдельно – сухарики из хлебных корок. Еще за газовой плитой – но оттуда пришлось выскочить, зажимая носы. Неизвестно для чего Тимофей Игнатьич приберегал в маленьких баночках зловредный крысиный яд. Казалось бы, его, яд, не хранить, как сокровище, а в крысиную дырку заложить надобно! Была такая дырка в квартире, ее заделывай не заделывай – все равно зубастые твари прогрызут. Так нет же! Именно в крысиной дырке Тимофей Игнатьевич тоже завел тайник – там у него моток проволоки обнаружился. И в прихожей, за полкой с обувью, он какие-то мелкие железки держал, а какие – бабам не понять. И в гостиной, под диваном, а точнее сказать – внутри дивана, хранил неизвестно где добытый сухой собачий корм – на черный день, не иначе!

Матрена Даниловна только ругалась – всю душу вложил беглец в устройство тайников, а она, душа, и для чего иного пригодилась бы. Степанида же Прокопьевна только вздыхала – она имела трех дочек на выданье, и из-за старшенькой-то, девицы Маремьяны, и подался в бега нашкодивший Тимофей Игнатьевич. Не пожелал приводить Маремьянку законной женой в хозяйство с восемнадцатью, кабы не более, тайниками!

Хозяева же, не зная, что обихаживать их будет совсем неумелая деревенская домовиха, взяли да и увеличили семейство. Они имели в далеком городе дочку и внуков – так вот, старшего внука к ним и прислали на лето – а, может, и не только на лето.

Внук Димка, двенадцатилетний парень ростом чуть пониже взрослого мужика, приехал с клеткой, клетку поставил на стол в отведенной ему комнате, и вскоре по дому пронеслась весть: в Таисьином хозяйстве завелось диво!

– Что это там у нее? – спросил домовой дедушка Лукьян Пафнутьевич супругу Матрену Даниловну, когда она, запустив собственное хозяйство, вся взмокшая вернулась из Таисьиного. – Сказывали, вроде белки?

– И вовсе на белку непохоже, – отвечала домовиха. – А ростом тебя чуть пониже, мохнатое, косматое, нечесанное, пегое, без хвоста, с лапами, с мордой, глазки круглые, черные…

– Постой, не трещи! Как это – пегое?

– Рыжее с черным, по рыжему – черные пятна вкривь и вкось, – объяснила Матрена Даниловна. – И прожорливое – страсть! Намается с ним Таисья Федотовна! И жадное, все в рот прибирает, а что не в рот – то прячет.

– Хозяйственное, стало быть, – одобрил Лукьян Пафнутьевич. И потом, встретившись в межэтажных перекрытиях с супругом Степаниды Прокопьевны, Ферапонтом Киприановичем, сам первый заговорил про диковинное существо, причем, в пику своей Матрене Даниловне, – с одобрением. И разве мог домовой молвить гнилое слово про существо со столь явно выраженной хозяйственностью?

Тут же случился домовой дедушка Лукулл Аристархович.

Этот любил блеснуть диковинным словом, а от хозяев нахватался блажных идей. Непременно ему чьи-то права нужно было защищать. Как-то даже за крыс вступился. Как уцелел – до сих пор понять не может.

Лукулл Аристархович, вопреки обыкновению, слушал неспешный разговор двух домовых дедушек молча. Что-то у него этакое в голове зрело. А потом на ночь глядя и отправился навестить Таисью Федотовну.

Как домовихи умеют визжать – знает всякий. Домовые визжат от возмущения или же настраиваясь на драку, а домовихи – по разным поводам. И чем не повод – молодая годами домовиха, спозаранку, по-деревенски, улегшись спать, вдруг обнаруживает рядом с собой совершенно с ней не повенчанного мужика?!