Мария Секирина - Я мисс, и мне плевать (СИ)

Стоило хозяйке мастерской заговорить, как ее руки начинали жить отдельной жизнью и активно сопровождать сказанные слова. Когда она обещала мне выделить комнату при мастерской, ее правая ладонь указала на меня, при этом левая, как бы копируя ее позу, смотрела немного в бок. Оттого складывалось впечатление, что руки хотят сказать: «Что, мол, такого? Жилье не проблема».

Мадам Мирца даже сводила меня посмотреть, в каком состоянии находится комната, чтобы я могла оценить ее предложение собственными глазами. Предложенное помещение располагалось на первом этаже и выглядело достаточно уютно, хоть уступало по размеру моей комнате в пансионе. Чья-то уверенная рука изобразила на побеленных стенах загадочное переплетение узоров, в которых угадывались животные, люди и деревья. Небольшое окно выходило на оживленную улицу и впускало достаточно света, но при желании можно было задернуть его плотными серыми шторами. Прямо под окном стоял простой деревянный стол, который выглядел таким тяжелым, что не возникало никаких сомнений, что возникни у меня страсть к перестановкам, сдвинуть его не выйдет. Между столом и стеной была втиснута кровать с мягкой периной. Довершал обстановку низенький табурет, скромно спрятавшийся за дверью.

Несмотря на все это я надеялась вскоре отыскать уютную съемную квартирку неподалеку и съехать, не обременяя добрую женщину своим присутствием дольше необходимого. Возможно, позднее я бы стала собирать библиотеку книг, которые мне понравились, но то были лишь надежды.

Были у меня и мечты, которые я опасалась лишний раз бередить. Ведь для того, чтобы открыть свою мастерскую, которая будет задавать столичную моду, необходимо было долго и много трудиться. Излишние же думы на этот счет создавали ложное ощущение того, что свершение задуманного неизбежно. А то, что неизбежно, ниспослано судьбой, а значит и делать ничего не надо, раз все получится само собой.

Оттого я предпочитала думать, что единственным, что точно случится, будет ночь снятия печати – Вирипурия. В нашем мире все рождаются с печатью, которая перекрывает связь с магическими потоками.

В документальных свидетельствах, которые дошли до наших дней говорится, что пять столетий назад талантливый алхимик Алевин предложил правителю решение серьезной проблемы. Дети, имевшие способности к магии, а таких было большинство, внезапными эмоциональными всплесками могли устроить настоящие бедствия. Самым опасным в истории считался случай, когда один способный мальчик, разозлившись, унес жизни тысяч людей, оставив на месте города пепелище.

Алевин изготовил зелье, которое запечатывало способности детей к магии до тех пор, пока те не достигали возраста, достаточного для контроля собственного эмоционального состояния. Через несколько поколений зелье перестало использоваться, потому что печать стала врожденной.

Позднее срок запечатывания увеличили по указу одного из Великих князей. Этот правитель был похищен и, по слухам, содержался в специальной темнице. Камень, из которого она была сделана, не только не пропускал природные энергетические потоки внутрь, мешая наполнению магического резерва, но и высасывал силу находившихся внутри.

Говорили, что князь едва не лишился рассудка из-за того случая, а по возвращении захотел уберечь других от подобных мучений. С тех пор дети оставались запечатанными дольше, чтобы как можно сильнее свыкнуться с жизнью без магии и научиться обходиться без нее. Он предлагал также запечатать на время силы опытных магов, но их негодование заставило его отступиться.

После снятия печати резерв мага начинал постепенно наполняться природными магическими потоками. Каждый «распечатанный» мог пойти обучаться магии в высшие учебные столичные заведения. Обязательным такое обучение являлось лишь для тех, кто имел повышенный магический резерв. Но такое всегда передавалось по наследству, и я могла не переживать. Мой отец за всю жизнь так и не смог подняться в ордене выше ступени младшего магистра, по причине бедного магического резерва. А мать по его рассказам совсем не имела способностей к магии, как и все народы за Большим морем, из-за которого он ее когда-то привез.

Задумываясь о грядущей Вирипурии, я видела перед глазами небольшую часовню, тонущую в полумраке. Видела директрису нашего пансиона, мадам Жижинду, которая проведет обряд, этой церемонией официально закончив наше обучение. Я представляла Общий зал, который по такому случаю украсят светящимися гирляндами и ветками колючего красного дерева хели. Я практически чувствовала разнообразные ароматы, которые будут витать в зале во время небольшого пира, который устроят в нашу честь. Но предопределенность ближайшего будущего испарилась в день, когда снежный островок в углу сада окончательно растаял. Однако мы об этом узнали намного позже.