Елизавета Дворецкая - Дракон восточного моря, кн. 3. Каменный Трон

– А в общем, ничего, – решила Сэла. – Я начинаю одобрять обычаи острова Туаль. Бран ведь воспитан в твердом убеждении, что женщина сама выбирает, кого ей любить. Тем более что он до сих пор не уверен, к какому же миру я принадлежу.

– К моему! – уверенно ответил Торвард и обнял ее. Эта уверенность составляла одну из главных его радостей. – Ну, если так, может, мы придумаем какой-нибудь достойный повод, чтобы тебе пока пожить в Аскегорде? Если он вопросов задавать не будет. А то каждый день сюда скакать – у меня столько времени нет.

Сэла молчала, сосредоточенно глядя в щелястую стену сарая.

– Что ты молчишь?

– Вспоминаю, есть ли сейчас в Аскегорде какая-нибудь кормящая мать для Одди.

Дней через десять после этого разговора, под вечер, когда над морем уже сгущались сумерки, во фьорд Серого Лба, что на восточном побережье Квартинга, на веслах вошел дреки на двадцать скамей по борту, никому в этих местах не знакомый. На переднем штевне его возвышалась гладкая змеиная голова, то есть построен он был где-то здесь, на Квартинге. Если бы поблизости оказался некто, имевший случай наблюдать отплытие Эдельгарда ярла из Винденэса в Западные моря, то он мог бы опознать в этом «Змее» то судно, на котором шел Хольмвид Грозные Очи, один из его ярлов. Но никого столь осведомленного поблизости не нашлось, да и вообще у продвижения «Змея» почти не имелось свидетелей. В этот вечерний час позднего лета народ уже разошелся по домам и устроился возле очагов, занимаясь обычными повседневными делами. Чего над морем-то ходить? И дождь еще начался…

– Похоже, это здесь. – Один из стоявших на носу обернулся. – Вон мысок с березовой рощей, и вон серая скала, а за ней лужайка. Все как тот лосось говорил.

– Тогда смотри, где пристать.

– Да вон плоский камень. Наверняка хозяйские лоханки там пристают.

«Змей» направился к длинному, немного скошенному плоскому камню, на который было удобно перебираться прямо с корабля. Что он используется как причал, доказывало и то, что рядом росла здоровенная ель, у которой в нижней части ствола кора была почти ободрана причальными канатами.

Вскоре за эту же ель зацепился и «Змей». Перебросили сходни, и несколько десятков человек быстро перебрались на берег. Все они были в шлемах, под плащами прятались стегачи, а кое у кого даже кольчуги. В руках гости держали разноцветные круглые щиты.

Быстро оглядевшись, они направились по широкой тропе, уводившей прочь от берега. Сначала на пути попалось несколько рыбачьих домиков – низких, тесных, под своими дерновыми крышами похожих на кочки, – но на них пришельцы не обратили никакого внимания. Остановились они только у первого. Вождь сделал знак, несколько хирдманов скрылись в домике и тут же вернулись, волоча под руки напуганного хозяина.

– Где усадьба под названием Коровья Лужайка? – осведомился вождь, и его выговор сразу выдал уроженца одного из северных племен – фьяллей или хэдмаров. – Там живет некий Халльгрим хёльд.

– Это да, здесь, здесь, – дрожа и нервно сглатывая, ответил рыбак, тощий и малорослый, с реденькой рыжеватой бородкой, которой он, не смея поднять руку, и показал в сторону холмов. – Там его усадьба. П-по этой т-тропе идти, и она т-там.

– Далеко?

– Половины роздыха не будет.

Вожак – рослый, широкоплечий, с черной щетиной на лице, в шлеме с полумаской, – кивком указал одному из своих людей на хижину. Тот снова нырнул в низкую дверь и вернулся, неся на руках ребенка примерно лет трех. Ребенок, видимо, уже уложенный спать, сонно хныкал и вертел головкой, а мать, такая же тощая бледная женщина, слабыми руками цеплялась за рукав хирдмана и разевала рот, от ужаса не смея даже кричать.

– Сидите тихо, носа за дверь не высовывая, – сказал вожак. – Будете молчать, потом заберете ваше сокровище в Коровьей Лужайке. А поднимете шум – сами понимаете.

– К-когда – потом? – только и вымолвил рыбак, подхватывая свою жену.

– Когда все кончится. Надеюсь, уже сегодня к ночи. – Вожак отвернулся и сделал знак своим людям продолжать путь.

Один из его людей уносил ребенка. Рыбак и его жена, прижавшись друг к другу, смотрели им вслед, но не решались даже подать голос. Женщина зажала себе рот краем серого покрывала, словно малейший звук ее дыхания мог погубить дитя.

А нежеланные гости фьорда Серого Лба скорым шагом удалялись по указанной тропе. По всему видна была близость большой усадьбы: свежие коровьи лепешки на самой тропе и на обочинах, попалась кривая полоска поля, где уже сжали ячмень. От луговины ее отделяла невысокая изгородь, сложенная из серых камней, которые трудолюбивые руки выбрали с этой же полоски.