Марина Дяченко - Казнь

Ирена молчала.

Мир на двоих. Мир-капля…

Кто сказал, что МОДЕЛИ не развиваются? Не меняются, не растут?!

Открытия новых материков… Господи, а полеты в космос… какие полеты, что может сравниться с такой мелочью, как приоткрытая дверь бронированной камеры, узенькая щель, сквозь которую…

– Не поверю, что ты не пробовал перейти, – сказала она шепотом.

Рек опустил глаза.

– …Мог сорваться… и я осталась бы одна…

Она тут же пожалела об этих словах. Уж больно жалко они прозвучали.

Белесые Рековы брови сошлись на переносице двумя значками «тильда»:

– Я… почти перешел… на ту сторону. А потом…

Он замолчал.

Собственно, и так ясно, что было потом. Упрек, сорвавшийся с Ирениного языка, мог относиться к кому угодно, но только не к Реку. Уж чем-чем, а в безответственности рыцарь ни разу не был уличен, он скорее умрет, чем бросит Ирену в одиночестве…

Она на минуту представила, как размазаный по дну пропасти Реков труп поднимается и идет к ней – ведомый долгом.

Содрогнулась.

В камине догорали дрова. Надо было подбросить новых, но Ирена не двигалась, смотрела на руки сидящего перед ней человека, тонкие, вздрагивающие, покрытые мозолями руки…

– Я вернулся, – сказал Рек шепотом. – Потому что я подумал… Лед ведь в любую секунду может… что, если я останусь на той стороне, а ты – на этой?!

– Сколько он простоит? – Ирена удивилась, как сухо и деловито прозвучал ее голос.

Рек пожал плечами:

– Оттепель… ветер… не знаю.

Действительно, ветер. Да еще какой; Ирена прищурилась.

Неторопливые лыжные прогулки полезны будущим матерям. Конечно, следует знать меру… и не нервничать, ни в коем случае не волноваться, ни-ни…

Рек не смотрел ей в глаза. Возможно, его вина представляется ему ужасной – не сумел скрыть… более того, не посчитал возможным скрывать…

Какая красота.

Великолепие, черт бы его побрал; то ли капризом природы, то ли чьей-то причудливой волей воздвигнута здесь эта ледяная арка, огромная сосульчатая борода, хрустальное чудо, и рукой подать до противоположного края пропасти…

Кстати, что там, на дне? Не важно. Голограмма, чистая видимость, будь там вода или камни, или вообще ничего, пустота…

Рек что-то тихо сказал, но ветер унес его слова прежде, чем Ирена расслышала их, и рыцарю пришлось повторить, почти выкрикнуть:

– Мы не пойдем туда!

…Подсолнухи вдоль дороги… новое человечество, дома и дворы, колыбель из прутьев…

Не стоит себя обманывать. Не будет, конечно, никакого нового человечества, но ребенка-то родить надо, там, в теплом доме, для него готовы и кроватка, и пеленки, и…

– Мы не пойдем туда, Рек! Мы не можем…

…рисковать. Мы и не будем рисковать, Рек, добавила она про себя. Что еще встретится там, на противоположном берегу, в лучшем случае – снежная пустыня, в худшем…

Чем дольше Ирена вглядывалась в противоположный берег, тем настойчивее ей мерещилась цепочка следов на снегу. Наваждение, нет никаких следов, это ветер покрыл снег узорами, это низкое утреннее солнце подчеркивает любую выемку…

Зачем, черт побери, она пришла сюда?! Разве она имеет право на этот выбор? Будь она одна… но внутри нее живет ОН. Она сколько угодно может презирать очаг и крышу над головой, но для НЕГО очаг и крыша – вопрос жизни и смерти…

Сохрани, сказал Семироль. И отдал, по всей видимости, за это СВОЮ жизнь…

Со всем можно смириться и ко всему привыкнуть. Разложить по полочкам, прикинуть на века вперед, ну ладно, не на века, на годы…

Вот он, кошмар. Издевательская веревочка, ведущая… куда? В никуда, скорее всего. Манок. Ловушка. Тест.

Рванул ветер. Гроздь сосулек, висевшая под брюхом моста, будто вымя, тяжело оторвалась, полетела вниз; где она уже видела это? В каком фильме? Мультфильме? Комиксе?!

– Рек…

Он обнял ее. Желая прикрыть от ветра.

– Ирена… не надо плакать.

– Нам ведь хорошо, Рек, – сказала она сквозь слезы. – Мы будем хорошо жить…

Он кивнул, соглашаясь.

– Мы сможем вырастить его…

Вампирьего сына, издевательски подсказал ветер.

Новая гроздь сосулек обрушилась в пропасть.

– Рек… а вдруг там… ВЫХОД?!

Она сама не слышала своих слов – но Рек услышал. Сдавил ее руку:

– Ирена…

– Или нет… ты иди. Не волнуйся, мост… он еще постоит. Только посмотри…

Рек сжал губы. Лицо его сделалось сосредоточенным и жестким – как тогда, перед разгромом маленького рынка на перекрестке…

– Нет. Ни за что.

Он почти не был скользким, вот что интересно. Он резал пальцы; он был безумно красив, низкое солнце преломлялось в толще льда, посверкивали застывшие пузырьки воздуха…