Владимир Лещенко - Девичьи игрушки

Взглянул на барона, как он там. И очам своим не поверил. На том месте, где пару минут назад был пристав, теперь стоял… большущий рыжий пес.

Вел он себя более чем странно. Удивленно вертел головой, пытаясь цапнуть самого себя то за бок, то за лапу, то за хвост. Потом, обратив-таки внимание на поэта, застыл на месте, принюхался и с радостным лаем кинулся к нему, забегал вокруг, подпрыгивая, подскакивая и норовя лизнуть Баркова в нос.

Господин копиист хотел прикрикнуть на собаченцию, отмахнуться от нее, но… у него не вышло ни то ни другое. Точнее, получилось, но совсем не так, как он представлял. Вместо бранного окрика из горла вырвалось… злобное рычание и такой же лай. А рука отчего-то стала… мохнатой рыжей лапой.

Со злобой повернулся к графу. Что же он такое с ним учинил?!

Старик по-доброму улыбался и одобрительно кивал головой. Потом по-итальянски сложил пальцы в пучок и поцеловал в знак наивысшего восхищения делом рук своих.

Ваня перевел затравленно-одуревший взгляд на Брюнету. Хм, и та тоже глядела на него без испуга и отвращения, а с каким-то ожиданием, что ли.

– Видишь, крестник, я тебя не обманул, – развел руками фельдмаршал. – Теперь вы с Гекатиной сворой будете на равных. И не только с нею… И не страшись. К утру все минется. Даше головной боли не останется…

– Дядюшка, – вдруг решительно молвила девушка, шагнув к графу. – Позвольте и мне… Ну с ними…

Дядюшка? Так старик и есть тот самый поручик Р…н? И куда это она собралась?

– Ты уверена? – проскрипел вернувшийся.

Брюнета кивнула.

– Смотри, дитя. Сие мошет быть опасно.

– А они? – Кивок в сторону поэта с бароном.

– Они кобели… то есть парни. У них органисм покрепче твоего будет.

– Все едино, – уперлась красавица.

– Ну гляди сама.

Он на глаз наполнил кубок на две трети – меньше, чем наливал мужчинам. Подумав, достал из другого кармана иной мешочек. Здесь порошок был алого цвета. Растворив его в вине, граф подал чашу Брюнете.

– А вы отвернитесь, охальники! – прикрикнул на обращенных. – Неча гласа пялить почем зря! Даме неудобно.

Иван с бароном глухо заворчали, но повиновались.

Поэт лишь услышал негромкий, на болезненный стон-вскрик. Потом стук чего-то упавшего на пол.

Когда им позволили вновь повернуться, они увидели, что в кабинете, кроме них, появился и третий представитель собачьего племени. (Если, конечно, не считать Псоглавца с огненным мечом, неотступно следовавшего за поэтом по этому дому.)

Очаровательная поджарая сука такого же рыжего окраса. Лишь на лбу была прядь шерсти цвета воронова крыла. Напоминание о дивных волосах Брюнеты.

– Ладно, – хлопнул в ладоши граф. – Полно бездельничать. Пора в подвал. Дело есть дело…

Псица неслась впереди них, как бы указывая путь.

Мимо мелькали комнаты, наполненные разнообразными диковинами, похожими на те, которые находились в восточном кабинете. Но больше было роскошной мебели, копий античных статуй, ковров, гобеленов, дорогой посуды. Как видно, чародей не бедствовал. Хотя, возможно, вся обстановка предназначалась не ему, а тем высоким гостям, которых время от времени приходилось принимать здесь «поручику Р…ну».

Но вот они притишили свой бег. Начался спуск в подвальные помещения.

Здесь был один бесконечный коридор, обложенный камнем. Если бы Иван был в своем привычном обличье, то ему наверняка пришлось бы нагибаться, пробираясь по этому тоннелю. А так двигались легко и споро.

По обе стороны коридора размещались какие-то покои – то ли жилые помещения, то ли кладовые, а может, и другие лаборатории, где старый колдун проводил свои непонятные опыты. Разобрать было нельзя, поскольку почти все были заперты. Двери прочные, дубовые, с металлическими полосами и огромными амбарными замками.

Остановившись наконец у одной из таких, самой большой, псица жалобно заскулила. Иван подскочил к двери и зачал ее обнюхивать и изучать. Замка здесь не было. Но открыть, как ни пытался нажать на нее ни он сам, ни барон, ни оба они разом, не получалось. Уж больно тяжелой была преграда.

Пришлось дожидаться подмоги, благо граф ненамного отстал от своей «своры». Вот тебе и старец. Причем ему таки приходилось склоняться. С версту коломенскую вымахал.

– Ну детки, приготовьтесь. Там, – он указал на дубовые доски, – тьма, хлад и скрешет субовный.

И толкнул дверь плечиком. Легонько так, особо не напрягаясь. И сам же первым и шагнул в открывшийся перед ним мрак. За ним – псица. Третьим стал Ваня. Однако уже на пороге отчего-то запнулся и обернулся на товарища. Пристав стоял в раздумьях, не решаясь сдвинуться с места. Иван прыгнул к нему и легонько ткнул носом в бок. Барон всхлипнул и поплелся в дверной проем. То же проделал поэт.