Владимир Лещенко - Девичьи игрушки

– А теперь они где?

– Не знаю, вымерли, наверное. – Все мысли Варвары были о предстоящем привале.

– Тут переночуем, а завтра пойдем дальше, – решил Вадим.

Девушка и следователь вошли в мертвое поселение.

Тихие кривые улицы, раскрытые ворота и калитки, покосившиеся или рухнувшие заборы…

Впервые Вадиму случилось побывать вот в таком, по-настоящему мертвом месте.

Впрочем, неясно, что лучше?

Ему по долгу службы было известно – кто иногда обосновывается в таких вот заброшенных местах и какие жуткие вещи творятся, бывает, в отрезанных от людей селах, на лесных хуторах и заимках.

Молодая свежая девушка, которую тут искать никто не будет, в случае чего может оказаться слишком большим соблазном для одичавших, спившихся обитателей – так что нет добра без худа.

Вадим принюхался – не пахнет ли дымком или выхлопными газами, но воздух был свеж и чист, словно они и в самом деле оказались во временах, когда этот поселок был населен.

Но, так или иначе, до ближайшей деревни засветло они, скорее всего, не дойдут.

Тем более, хотя Савельев и не был уверен на все сто, вроде издалека донеслось что-то похожее на волчьи завывания.

В любом случае, ночевка в лесу под открытым небом энтузиазма не вызывала.

Вслед за Варварой он вошел в церковь.

Здание и впрямь выглядело заброшенным и обветшалым. Пройдя через широкий дверной проем (входная дверь то ли рухнула из-за проржавевших петель, то ли была выбита), они оказались в полутемном зале, наполненном ароматом грибной прели.

В несколько минут Вадим осмотрел раскольничий храм.

Следов, какие оставляют обычно люди в покинутых зданиях, равно как свежего мусора и бутылок, не имелось, что его лишний раз порадовало. Значит, место это не только всеми забыто и покинуто, но и находится очень далеко от человеческого жилья.

За алтарем было три помещения. В двух из них обнаружился какой-то хлам, третье оказалось заперто. На старой тяжелой двери, сбитой коваными ржавыми гвоздями, висел массивный, тоже ржавый замок.

Майор нервно закурил.

Почему-то в памяти ожили детские страшилки. Как раз про заброшенные церкви, по которым бродят, гремя костями и ржавыми кандалами, неприкаянные призраки да скелеты в рясах; про разные подземелья, куда детям запрещали лазить умные взрослые, но они лазили, и о всяких злых сектантах, чуть ли не делавших шашлыки из пионеров.

– Кстати, обратил внимание, – молвила Варя, – у них крыша свинцовая на церкви. Никогда такого не видела!

– Богато жили, – рассеянно ответил сыщик.

Для ночлега выбрали дом, выглядевший сохраннее других, – крепкую избу, окруженную бурьяном, за покосившимся забором.

Они зашли внутрь, и Вадим удивился сохранности имущества, да и всего уклада жизни староверов. Даже утварь на полках – горшки и чугунки – все было на месте.

– Видно, никто, кроме нас, тут с тех пор и не был, – подумала вслух Варя. – А так бы давно все растащили и разворовали. Ой, смотри, – умилилась девушка, – даже окошки слюдяные остались. Сколько ж им лет?

Вадим взял с полки оловянный котелок:

– Схожу, поищу колодец.

Про себя же подумал, что хозяева свалили отсюда не так и давно – самое большее с полсотни лет назад. Именно тогда власть вымела железной метлой последние тайные гнезда раскольников, хоронившихся по тайге и прочим лесным дебрям.

Вот дед с бабкой у лейтенанта Зайцева родились в таком скиту – причем какого-то уже совсем дикого толка, где наряду с Христом чтили «тайного грозного воеводу» и «неведомого бога со чадами».

Как рассказывал сам Стас, жили его предки в лесу, не зная ни про самолеты, ни про паровозы, ни про социализм с пропиской, слушали поучения «старцев» про последние времена да «древлее благочестие» и «анчихриста, в миру царствующего», пока однажды не нагрянули в скит архангелы в синих погонах…

Пару схватившихся за ружья мужиков положили на месте, а остальных арестовали и угнали на большую землю – работать в колхозах да на лесопилках. Книги и иконы сожгли, побросав в кучу прямо у взломанных ворот скита. Только дед Стаса и сумел спрятать на груди одну книгу. Уходя ж, подпалили зачем-то крепкие избы да молельню….

Колодца у старообрядцев не имелось. Зато под сбитым из вершковых досок грибком с тем же «осьмиконечным» крестиком на коньке подгнившей кровли бил родничок.

Вода была на удивление чистой и свежей.

Согрев ее в быстро растопленной двумя табуретами печке, они доели скудные остатки провизии – банку шпротов на двоих и несколько печенюшек.