Дмитрий Емец - Лед и пламя Тартара

– У вас, правда, шестеро детей? – усомнилась девушка.

– Пока нет, но будут. Я сторонник здоровой демографии, – заверил ее Хаврон.

Девушка сердито замахала руками, сохраняя равновесие.

– Вы что надо мной смеетесь? Я ведь, правда, брошусь! – сказала она плачущим голосом.

– Угу-угу... Да вы уже двадцать минут бросаетесь! Создаете на мосту затор и вообще мешаете перелету пингвинов с Южного полюса на Северный... Все, я иду! Мне надоело! – решительно заявил Эдя.

Он ощутил, что настал выгодный момент. Насвистывая, Хаврон сделал первый шаг и остановился. Девушка пристально следила за ним. Он сделал еще шаг, сократил дистанцию до метра, а затем, внезапно бросившись к ней, обхватил девушку за ноги.

Девушка закричала, стала царапаться, однако Эдя уже осторожно, как цыпленка, стащил ее с перил. Она несколько раз рванулась, но вдруг, ослабев, разрыдалась бессильно и тихо. Хаврон смутился. Ему давно не приходилось иметь дело с женскими истериками. Ведьмы, вроде Зуймурзунг, с которыми он часто общался последнее время, истерики устраивают редко, от них следует ждать буйств и дебошей, – и тогда главный рецепт выживания: держаться подальше, прикрывая голову от летящих предметов.

Все, что Эдя додумался сделать – это прижать девушку к себе и тихонько покачивать ее из стороны в сторону. Он смутно помнил, что так делала его мать, когда в десять лет, прыгая с крыши сарая на даче, он сломал себе ногу, и потом сосед на мотоцикле с коляской вез его, описавшегося от боли, за двадцать километров в райбольницу.

Неизвестно, помогло ли это средство или какое-то другое, но рыдания постепенно стихли, сменившись непрерывным иканием. Девушка уперлась Хаврону руками в грудь и спокойно попросила:

– Хватит! Отпустите меня!

– Вы уверены, что не будете плеваться, кусаться, лягаться и пугать рыбу в Яузе? – осторожно уточнил Эдя.

– Уверена. Теперь я не брошусь. Это было бы слишком комично, – сказала девушка.

Хаврон отпустил ее и, сбежав с мостика, остановил проезжавшую «шестерку». Тем временем девушка, не дожидаясь его, отошла шагов на двадцать. Эде пришлось догонять ее и почти силой затаскивать в машину.

– Где вы живете?

– А вам зачем?

– Куда вас отвезти? – повторил Хаврон устало.

Он уже сожалел, что его занесло на Яузу. Если кому-то хочется утопиться – милости просим. Теперь же, сказав «А», волей-неволей приходилось говорить «Б». Эдю куда больше прельщала перспектива выбросить эту особу у первого же метро. С другой стороны, совсем не факт, что она вообще доберется домой этим вечером. Слишком много в городе способов свести счеты с жизнью.

Девушка, вероятно, уловила что-то в его голосе, потому что, взглянув на него уже с меньшей настороженностью, сказала:

– Мосфильмовская улица.

– На Мосфильмовскую, – повторил Эдя водителю, пытаясь сообразить, в состоянии ли девушка расплатиться за такси. Тех денег, что были у него у самого, едва хватило бы на идиллическую поездку в метро.

Водитель – а это был типичнейший бомбила восточных кровей – страстный как Мамай и знавший Москву как поляки, сгинувшие под руководством Ивана Сусанина – кивнул, и убитая «шестерка» начала двигаться в приблизительно верном направлении.

Девушка молчала. Эдя украдкой разглядел ее и понял, что, составляя первое впечатление о ней, допустил две неточности. Первая заключалась в том, что девушка, показавшаяся ему вначале серой мышкой, была на самом деле красива, причем именно той красотой, которая позволяет говорить сразу о красоте, перешагивая разгонные стадии «бывает и хуже», «ноги ничего, прямые» и «хорошенькая». У нее было то продолговатое, совсем не хищное, но четко очерченное лицо, какое нередко изображают на византийских иконах – лицо с тонким носом и темными, не сомкнутыми на переносице бровями. Вторая неточность состояла в определении ее возраста. Теперь в такси Эде ясно видно было, что перед ним не вчерашний подросток, а девушка лет двадцати двух.

– Почему вы не дали мне прыгнуть? Разве вам было не все равно? – спросила девушка, заметив, что Эдя на нее смотрит. Пока что она пряталась за «вы» и не подпускала Хаврона на расстояние «ты».

– А шут его знает. Думал, все равно. Оказалось, не все равно, – сам себе удивился Эдя.

Некоторое время он порылся в своих несложных чувствах и спросил:

– Вас как зовут?

Девушка почему-то смутилась.

– Анна... Аня, – ответила она, помедлив.

Хаврон усмехнулся. Многие девушки почему-то именно так сообщают свои имена, будто это главная тайна, которую им доверила родина.