Дмитрий Емец - Лед и пламя Тартара

Дав знак следовать за ним, он быстро пошел по тропе, изредка переходя на легкий бег.

Примерно через четверть часа они добрались до мерцающей завесы, сразу за которой, как в тумане, продолжался такой же лес, как и тот, в котором они сейчас находились. С одной только оговоркой. Тот мир, за завесой, уже был человеческим.

Не останавливаясь, Арей тяжело прыгнул сквозь завесу, по которой пробежали грязно-желтые волны. За бароном мрака завесу миновали Меф, Улита, Дафна и, наконец, Депресняк. Перед этим кот долго и подозрительно трогал ее лапой, брезгливо отдергивая морду.

– Ну вот и все! Граница позади. Отсюда можно телепортировать! Скрываться дольше смысла нет, – сказал Арей.

Голос его звучал мрачно. Меф понял причину. Можно было поставить меч Древнира против пластмассового ятагана из магазина игрушек, что в Тартаре их визит на Лысую Гору не прошел незамеченным.

Эдя Хаврон был бестолков той несуетливой, но устойчивой бестолковостью, которая мешает подолгу задерживаться на одном месте и вечно заставляет искать приключений на свою голову. Вследствие этой жажды новизны весь конец зимы и всю весну, до середины мая, Эдя барахтался в топкой трясине неприятностей.

Не задерживался ни на одной работе, отовсюду вылетал, насмерть грызся с сестрой и строил бредовые планы в духе того, чтобы уехать в Марокко на сезонный сбор апельсинов. Остановило его отсутствие заграничного паспорта и хроническая безграмотность: он представления не имел, когда именно эти самые апельсины созревают.

По ходу дела Эдя познакомился с девушкой Катей и месяца два встречался с ней с упорством человека, у которого слишком много свободного времени. Не исключено, что он даже женился бы на ней рано или поздно, но у Кати оказались другие планы.

9 мая (нашла денек!) она променяла Эдю на финна-баптиста. Тот ходил по квартирам и раздавал брошюрки, в которых сообщалось, что грядет конец света и надо немедленно спасаться. Катя оставила финна пить чай, выведала все подробности его одинокой личной жизни и быстренько спаслась. Оскорбленный до глубины души, Хаврон непременно оформил бы финну физиономию по старинному дедовскому рецепту, чтобы уважал хотя бы 9 мая, но Катя заблаговременно отправила «горячего финского парня» сажать картошку на дачу к своему дедушке. У дедушки было двадцать соток под Калугой, что давало всем родственникам повод дразнить его «картофельным магнатом».

Эдей овладела хандра. Нужно было искать работу, но одна мысль, что надо покупать газету и звонить-звонить-звонить, рождала противный сосущий холодок у него под ложечкой. К тому же у Эди была теория: когда дела не идут, не следует залегать на дно, а нужно вышибать клин клином. Шуметь, буянить, устроить грандиозный кутеж, показать судьбе, что вот он я, тут, обрати на меня свое благосклонное внимание!

Остававшиеся деньги Эдя решил разделить на две кучки: одну прогулять за вечер, приманив удачу, а другую оставить, пока не прояснится с работой. Но и тут вышла неувязка. В ресторане Эдю стал задирать парень с соседнего столика. После короткого невнятного объяснения у фонтана в духе: «Слышь, братан!» – «Че те надо?» парень врезал Эде, а Хаврон ему. Парень попал Эде в скулу с левой руки, а Хаврон парню в подбородок с правой. Когда «слышь, братан!» выполз из-под стола, выяснилось, что у него красная книжечка. Якобы он находился при исполнении, а Хаврона не задирал, а хотел проверить документы. Затеялась тревожная, с опасным душком история. В результате Эдя расстался не с половиной денег, а со всеми, радуясь, что отделался относительно легко.

Вечером следующего дня Эдя сидел дома, прикладывал к скуле лед и, тоскуя, доводил сестру до белого каления. Зазвонивший телефон прервал Эдины расспросы. Зозо сорвалась со стула и взглянула на брата с такой мольбой, что Хаврон вспомнил, что сердце – это не просто мышечный орган.

– Ну так и быть. Я как раз собирался уйти! Пока, сеструндия!

Хаврон обулся, на случай вечернего холода завязал рукавами на поясе свитер и вышел из дома. У подъезда он остановился в глубокой и неожиданной задумчивости, разглядывая круглую радостную луну, к которой хотелось пририсовать маркером глаза, рот и уши. К счастью, в распоряжении Эди не оказалось лестницы достаточного размера, иначе бы он непременно это сделал.