Вера Камша - Зимний излом. Том 1. Из глубин

Ричард не сомневался, что среди исчезнувших книг был и труд Павсания, которым кичится Спрут. У Ворона имелись и более редкие фолианты, в каком-то из них могла быть и песнь Четверых. Сюзерен знает ее по-гальтарски, но всю ли?

Робер воет на луну, Дикон ловит ворон, единственный внук одурел, как кобель во время гона, а за спиной копошится стая ызаргов. Красота!

Ее Высочество вдовствующая принцесса старалась не смотреть на спину внука. Еще утром хотелось орать, спорить, ругаться последними словами, а сейчас остались лишь усталость и отупение. Так было после смерти Эрнани и Иды. Анэсти рыдал, молился, хватался за сердце, упрекал ее в бесчувственности, а она смотрела в окно и пила. Пока Пакетта не принесла спящего Альдо. Сейчас ей никого не принесут.

– Ваше Высочество, – Дикон изо всех сил пытался быть кавалером, – как вы находите эти гобелены?

Никак, но о гобеленах лучше говорить, чем о погоде. А о погоде лучше, чем о кровавых ошметках на нохских камнях и довольной улыбке внука. Айнсмеллер был мерзостью, тварью, выродком, Альдо это знал и этим пользовался, а потом бросил вешателя толпе. В подарок.

– Их ткали по эскизам Бонди, – настаивал Дикон, – это был великий художник.

– Рисовать он умел, – поспешила согласиться Матильда, – а вот всадник из него никакой, иначе б поводья у него не провисали. Как твой жеребец, кстати?

– Его Нокс увел, – лицо мальчишки стало озабоченным. – Караса нельзя трогать неделю, не меньше. Придется купить другого, Повелитель не может ездить на кобыле.

– Не можешь, покупай, – поставить мальчишку цивильным комендантом – это ж надо было додуматься. – Только пусть Эпинэ сначала глянет.

– Я разбираюсь в лошадях, – набычился Дикон, – просто хорошего линарца не сразу найдешь.

– Не в породе счастье, – оно в молодости и в глупости, но Дикону этого не понять еще лет тридцать. – Мне в Алати жеребчик подвернулся – урод уродом. Жирный, башка баранья, круп свислый, а сам хитрый, как сто гоганов. Но это мой конь! Понимаешь, мой! Я за Бочку четырех линарцев не возьму. Конь сначала – друг, потом – крылья, а линарцы твои что? Подставки под задницу! Ты сегодняшних кляч видел? Отворотясь не насмотришься, только у Робера и Придда кони как кони.

– Не люблю серых, – вскинулся Ричард, – они кажутся грязными.

– Придда ты не любишь, – не выдержала принцесса, – и немудрено. Только не любить тоже нужно уметь. Спрут тебе не по зубам – значит, не замечай. Нет его, и все!

– Он врет! – Почему у одних от волнения краснеет все лицо, а у других – только щеки или уши? – Я его мог убить, но пощадил. Придд ударил меня предательски!

– Но ты пропустил удар.

И она пропустила. Не ждала, не понимала, не видела, не хотела видеть, а ведь раньше голову под крыло не прятала!

– Наш спор с герцогом Приддом рассудит шпага, – выпалил Дик и сам испугался. – Только не сейчас... Я помню про эдикт.

– Вот и помни.

Со Спрутом и в самом деле не все просто. Мутный он какой-то, хотя с чего ему прозрачным-то быть? Душу надо застегивать, тогда в нее не плюнут. И не влезут с ногами.

Внук замедлил шаг, тряхнул светлыми волосами, обтянутое белым сукном плечо дернулось – хотел поправить корону, но сдержался. Кто его всему этому учил? Не Анэсти, тот как жил капустным слизнем, так и умер, не слезая с агарисского кочана.

– Ваше Высочество, осторожней, – захлопотал Дикон, – здесь ступени.

Можно подумать, она не видит. С лестницы она не свалится, а с горы уже грохнулась, и назад не влезть.

Мраморные воины в нишах, похожие друг на друга, но лишь на первый взгляд, шпалеры с охотничьими сценами, золотые морискиллы на усыпанных самоцветами ветвях. Все это было краденым, а ворами были они, победители без победы...

– Монсеньор, – серьезный слуга со Зверем на груди провел Робера к его месту, – прошу вас.

Краснодеревщики успели – за королевским столом крепостной стеной громоздились спинки кресел. Над двумя топорщил крылья Зверь. Тот самый, со старой шкатулки, над остальными торчали герцогские короны.

Альдо сам резким движением отодвинул дубового монстра, позволяя Ричарду усадить Матильду, и опустился рядом с бабкой. Все по обычаю: во главе стола – анакс, за ним – Повелители в единожды и навеки определенном порядке. Спинки с вепрями, спинки со спрутами, спинки с конями. Воронов не было. Между креслом Ричарда и креслом Придда зияла дыра, что не могло не радовать.

Кравчий разлил вино, на хорах взвыли и стихли трубы. Альдо поднялся из-за стола с золотым кубком в руках. Кубок был новым, как и орденские цепи, и кресла, и «гальтарские» одежды с гербами. Робер с ненавистью глянул на собственный рукав: кровь потихоньку сворачивалась, на алом сукне проступали бурые пятна. Ничего, к утру в пятнах будет не только он.