Вера Камша - Кровь Заката

До полудня надеялись, что Сандер отыщется, потом взялись за поиски всерьез. Слуги, обшарив весь замок, взялись за окрестности. Далеко маленький горбун уйти не мог, все лошади были на конюшне, да и ездить верхом мальчик не умел. Однако никто: ни горожане, ни крестьяне, с утра торчащие на полях, его не видели. Когда очередной слуга вернулся с южного тракта и сказал, что проделал три весы, расспрашивая каждое встречное дерево, и не нашел и следа, Дени не выдержал и велел седлать Парда. Уже на крепостном мосту капитану пришла в голову мысль, показавшаяся ему слишком страшной, чтоб высказать ее вслух. А что, если Александр, доведенный до крайности издевательствами братца, равнодушием матери и осознанием собственного уродства, решил покончить со всем раз и навсегда? Если так, искать надо у моря, вернее, у той скалы, ходить на которую здесь почему-то побаиваются. Что ж, он поедет туда, там еще никто не был. Капитан уверенно повернул на узкую тропинку.

Солнце припекало вовсю, в пожелтевшей траве стрекотали кузнечики, узкая полоска воды на горизонте ослепительно сверкала. Дени Гретье чертыхнулся. Если Жоффруа довел братишку до самоубийства, то, что бы там ни думала герцогиня, он задаст паршивцу такую трепку, что он или станет человеком, или… Или распишется в том, что не достоин имени Тагэре.

Сверкающая полоска становилась все шире, копыта Парда зацокали по гальке. До Эльтовой скалы оставалось не более полувесы, когда Левша увидел неуклюжую фигурку, ковыляющую ему навстречу. Он сам не ожидал, что испытает такое облегчение.

– Александр!

– Капитан Гретье? – Мальчик выглядел усталым, но серые глаза светились странным восторгом.

– Где ты был? – Капитан спрыгнул с лошади и бросился к маленькому горбуну. – Мы чуть не рехнулись тут.

– И матушка тоже? – В голосе Александра прозвучала такая взрослая горечь, что Дени вздрогнул.

– Ну, сигнора…

– Она была бы рада, если б я не вернулся, но я решил вернуться.

– Где ты был? – повторил Дени, потому что нужно было что-то сказать.

– На Эльтовой скале. Я хотел с заходом солнца броситься вниз, но передумал, потому что это трусость. Судьба сделала меня уродом, если я покончу с собой, значит, она победила.

Дени слушал мальчика раскрыв рот. Даже клирик и тот вряд ли мог говорить так умно, а Александр поднял глаза на высокого седеющего воина и спросил:

– Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Понимаю, – кивнул тот. – Ваш отец говорил, что бой проигран только тогда, когда сердце твое сдается.

– Он так говорил?

– Да, я сам слышал.

– Дени?

– Да?

– Ты не будешь надо мной смеяться?

– Нет! – воскликнул ветеран и с несвойственным ему жаром добавил: – Клянусь!

– Ты можешь научить меня драться и ездить верхом? Но так, чтоб пока никто не знал? Ведь бывало, что и калеки были воинами. Я читал. Правда, они были не с рождения, но ведь это неважно, правда? Я не такой, как другие, но ведь можно же что-то придумать! Я не могу как все, но, может, я смогу как-то иначе?

– Погоди, – лицо Гретье просветлело, – дай подумать… А почему бы и нет?! Точно! Я выучу тебя драться левой. Если ты научишься отбивать первый удар, твоему противнику будет ой как паршиво. С левшами драться не любят. А потом, ты уж извини, но твой горб… Если ты будешь на коне, он тебе не помешает. Наоборот! Я знал нескольких горбунов, и все они были куда сильнее обычных воинов, почему ты должен от них отличаться?! Да я тебя и на земле драться научу. Тут главное – придумать что-то такое, что можешь только ты… Решено! Завтра и начнем, но учти, спуску не дам!

– И не надо, – счастливо засмеялся Александр, – не жалей меня, никогда не жалей!

2871 год от В.И.

Ночь с 10-го на 11-й день месяца Зеркала.

Фей-Вэйя

Сола сама не понимала, как она выдержала эти безумные дни, с криками, причитаниями, молитвами и чудовищной злобой. То, что копилось годами, вдруг выплеснулось и затопило обитель от глубоких подвалов до шпилей с оленями. Но теперь все позади. Генриетта признана виновной и скоро умрет, если уже не умерла. Анастазия видела, как за бывшей настоятельницей Фей-Вэйи и тремя ее приближенными опустилась белая плита, отрезая их от жизни. Сколько они проживут в тесном склепе под Колонной Оленя, не ведомо никому, но смерть их будет долгой… Когда их уводили, Мария и Леокадия молили о пощаде, Теодора проклинала, только Генриетта шла с высоко поднятой головой. Она до конца отрицала свою вину, но улики были неопровержимы. В ее вещах нашли и яд и тетрадь Виргинии с записями о его свойствах, да и Мария и Теодора, надеясь вымолить прощение, рассказали даже то, чего не знали и знать не могли. Сола не ожидала, что Цецилия втянет в дело еще и их, но та, похоже, решила одним ударом избавиться от нескольких соперниц.