Дмитрий Казаков - Врата Порядка

Далеко на северо-западе что-то зарокотало, словно там пробудился гром, на горизонте поднялся столб огненно-алого свечения. Уперся в темный свод небес, постоял мгновение и исчез.

Анитра ощутила болезненный толчок в солнечное сплетение.

– Пирамида? – спросила она, не слыша собственного голоса. – Она рухнула? Но почему? Что случилось?

Но отвечать никто не спешил, и сквозь крики перепуганных людей доносился мерный шум прибоя, к которому Анитра за время жизни в поселке Порядочного Генсти успела привыкнуть.

Открыв глаза, он увидел небо – блекло-голубое, как незабудка, с размазанными по нему белыми клочьями облаков.

Некоторое время просто смотрел вверх, не задумываясь, кто он такой, где находится, и как здесь оказался. Негромко шелестела под ветром сухая трава, что-то твердое упиралось в правую лопатку.

Затем он шевельнул губами, произнеся явившееся из памяти имя:

– Хорст. Это я?

Никто не отозвался, и тогда он сел, точнее попытался сесть, и обнаружил, что с правой рукой что-то не так. Перевел на нее взгляд и ощутил, как мир вокруг закружился, а в ушах зашумело.

Предплечье заканчивалось коротким обрубком, черным, как головешка.

– Нет… не может быть… почему? – забормотал он, и воспоминания обрушились подобно штормовой волне.

Пылающие золотом Врата… Илна, бьющаяся с вигорами… боль в руке… столкновение… темнота…

– Нет, я не верю, – сказал Хорст, осознав все, что произошло с ним до обморока. – Это невозможно…

Но взгляд его уперся в обгоревшую культю, и бывший сапожник осекся.

Прислушавшись, он не уловил сводящего с ума шелеста волн океана людской боли. Попытался ощутить в себе едва заметное холодное прикосновение, но не сумел. Порядок оставил того, кто долгое время был его Сыном, того, кто исполнил все, что от него требовалось.

Но исполнил ли?

Хорст поднял взгляд и осмотрелся.

Подпирающей небеса воронки видно не было, на месте громадных святилищ чернели развалины, а во все стороны, сколько хватало взгляда, тянулась покрытая жухлой травой степь.

И лежала неподалеку, разбросав руки, девушка с черными, как ночь, волосами, на которых запеклась кровь.

– Нет… – повторил Хорст. – Ну почему? Этого не может быть…

Неловко, с помощью одной руки, поднялся и, шатаясь, зашагал туда, где погибла дочь редара, так кстати (или некстати?) встретившая полтора года назад бывшего сапожника, в тот момент только ставшего магом.

Хорст подошел, опустился на колени и осторожно перевернул Илну на спину, выпавший из руки девушки меч с глухим стуком ударился о землю.

– Зачем… – прохрипел Хорст, сдерживая рвущийся из груди вой, – зачем мне такая победа, если Илна умерла? Зачем я спасал этот проклятый мир, если рядом не осталось никого?

Свистел ветер, плыли в вышине облака, то скрывая, то открывая висящее в зените солнце. Порядок откликаться не спешил, а, скорее всего, просто не слышал того, кто вновь стал просто человеком.

– Зачем тогда жить? – бывший сапожник встал и, отцепив от пояса меч, принялся копать.

Перед тем, как покончить с собой, Хорст хотел похоронить Илну.

Лезвие со скрипом вонзалось в твердую почву, рука немела, на ней появлялись мозоли, но он копал и копал с упорством одержимого, которому в жизни осталось сделать всего одну вещь.

Достаточно глубокая яма получилась только к вечеру, когда из набежавших туч заморосил мелкий дождик.

– Прощай, – сказал Хорст, опуская тело девушки в могилу. – Да примет тебя…

Тут бывший сапожник осекся, понимая, что больше никогда не сможет обратиться к Владыке-Порядку.

– Да примет тебя тот, кто окажется добрее сил, правящих этим миром, – нашелся он, вновь берясь за рукоять меча.

Смотреть на то, как комья земли падают на лицо Илны, оказалось слишком больно, и Хорст отвел глаза.

– Вот и все, – сказал он, зарыв могилу. – Теперь отыскать подходящую щель, воткнуть меч рукоятью и упасть на него…

Оглядевшись, Хорст не обнаружил ни единой расщелины, годящейся для самоубийства. Выругавшись, он воткнул клинок в ножны и заковылял на запад, помахивая намозоленной рукой.

Отчаяние, еще недавно острое, как наконечник стрелы, немного притупилось.

Примерно через половину хода Хорст наткнулся на ручеек и, услышав журчание воды, осознал, что хочет пить. Опустился на коленки и с изумлением уставился на собственное отражение.

Из ручья на бывшего сапожника глядело измученное лицо сорокалетнего мужчины, вокруг потухших глаз темнели круги, а надо лбом торчали вихры седых, как иней, волос.