Алан Троуп - ЛЮДИ КРОВИ

Элизабет умерла. Я знаю это. Я это чувствую. И все же обрывок ее сознания, возможно, остался. А вдруг ее можно воскресить? Мое сердце бешено стучит. Я зову:

– Элизабет!

Ответ меня поражает. Ни слова, ни мысли, только чье-то нежное и легкое прикосновение к моему сознанию. Нет, это не моя жена. Это мой нерожденный сын!

Генри! Моего ребенка еще можно спасти. Это открытие меняет для меня все! Если я сдамся, если я позволю Сантосу и прочим победить меня, погибну не только я, но и мой сын. Время, которое секунду назад ничего для меня не значило, теперь стало важнее всего на свете.

Я проклинаю себя за то, что так долго жалел себя, вместо того чтобы обдумать, как спастись самому и спасти ребенка. Сейчас они, должно быть, прочесывают дом. Я должен начать действовать немедленно. Я снова осматриваюсь по сторонам, но по-прежнему ничего не вижу. Снаружи ночью мне светят звезды и хотя бы половина луны. Но здесь нет никаких источников света. Я погружен в полную темноту.

Цепи, которыми я скован, слишком прочны, чтобы разорвать их, но для существа, которое может произвольно менять свой облик, все это вряд ли имеет значение. Снова проверяю, действует ли на меня еще Слеза Дракона: концентрируюсь на том, чтобы сделать тоньше свою правую руку и запястье.

Тело почти не реагирует на мои приказы. Оно очень медленно и лениво меняет форму. Тем не менее, я не оставляю своих стараний, не обращая внимания на боль, которой сопровождаются подобные изменения. Хоть бы успеть до того, как Сантос закончит свои поиски в доме. Наконец мне удается освободить одну руку. С левой все проходит даже легче, чем с правой. Я перехожу к ногам. Потом остается только железный ошейник. Это оказывается самым трудным. В конце концов мне удается удлинить и сузить свою голову, чтобы выскользнуть. Отбросив цепи, я сразу встаю и едва не валюсь назад – резкий подъем, остаточное действие Слезы Дракона и полная темнота вокруг дезориентируют меня. Некоторое время сижу без движения, пытаясь сообразить, где может быть дверь.

Добравшись до нее, я понимаю, что расстояние между толстыми железными прутьями – не более трех дюймов. Представив себе, как сложно мне будет изменить свое тело так, чтобы протиснуться, я почти плачу. Конечно, это можно сделать, но раньше я никогда не пробовал. Отступаю на несколько шагов. Делаю пару глубоких вдохов, набираясь сил для трансформации, отступаю еще немного… и упираюсь спиной в стенку, которой я здесь вовсе не ожидал.

Тут же вспоминаю, что Кейси настаивала, чтобы меня поместили в маленькую камеру. Я усмехаюсь, качаю головой, делаю еще несколько глубоких вдохов, чтобы голова прояснилась, потом шагаю от той стены, в которую упираюсь спиной, вперед – до следующей стены. Всего-навсего пять шагов! Я едва удерживаюсь от смеха Представляю, какая у Сантоса будет физиономия, когда он вернется и обнаружит пустую запертую камеру. Я берусь за конец койки, поднатуживаюсь и поднимаю ее, таким образом открывая себе проход в сокровищницу, а из нее – и выход к причалу.

Пожелав поместить меня в самую маленькую и неудобную камеру, Сантос и Мортон, которые не знали этого потайного хода, невольно облегчили мне побег.

Уже на лестнице я закрываю за собой дверь и спускаюсь вниз через две-три ступеньки. Не теряю времени, чтобы включить свет. Я и так знаю дорогу. На бегу стаскиваю с себя одежду, распахиваю дверь наружу. Морщусь от запаха серы, который стоит в воздухе после всей этой стрельбы, и меняю обличье.

Я взмываю в небо и в несколько взмахов крыльев перелетаю от причала к галерее. Моя бедная Элизабет, вся изувеченная, бездыханная, лежит на парапете. Кейси Мортон – в нескольких ярдах от нее, кажется все еще жива. Дыхание ее прерывисто, едва заметно.

Посмотрев на море, я улыбаюсь: «Бэнкс» качается на волнах, стоя на якоре в нескольких милях от берега. Разумеется, Тинделл побоялся подплыть ближе. Осматриваюсь: нет ли поблизости Сантоса и остальных, не сидит ли кто в засаде. Нет, я уверен, они все еще рыщут по дому. Обнаружив пустую камеру, они будут ждать нападения из-за каждой двери.

Моя главная забота сейчас – мой ребенок. Я открываю ему свое сознание и благодарю судьбу за то, что нахожу отклик. Тело его матери остыло, атмосфера изменилась, и в его ответных сигналах уже звучат первые нотки страха.

– Все хорошо. С тобой все будет в порядке,- мысленно убеждаю его я, зная, что слов он пока что не поймет, но надеясь, что на него подействует моя ласковая, утешительная интонация. – Я твой отец, Генри. Я пришел, чтобы позаботиться о тебе.