Алан Троуп - ЛЮДИ КРОВИ

Я передаю трубу Сантосу, чтобы он понял, чего я хочу, а сам отправляюсь за факелом. Наконец он говорит:

– Пожалуй, ты правильно рассчитал.

Он проверяет, с какой стороны ветер, чуть поднимает ствол, показывает мне, куда, по его мнению, должно упасть ядро.

– Я скажу тебе, когда он будет рядом, – говорю я, беру у него трубу, отдаю ему факел. Мы оба неотрывно смотрим на море, следим за перемещениями Тинделла.

Сантос стоит рядом со мной с горящим факелом в руке. Он ждет моей команды. Я дожидаюсь момента, когда шлюпка оказывается в нескольких дюжинах ярдов от катера. К этому времени Тинделл, вероятно, уже считает, что он в полной безопасности. Я усмехаюсь и командую:

– Пли!

Пушка с ревом выплевывает пламя. Ядро летит почти параллельно воде и сначала разносит мотор, потом бензобак и, наконец, попадает в Тинделла. Тинделл и его лодка исчезают после короткой вспышки пламени. Сантос, глядя на воду, только присвистывает и говорит:

– Ого!

На нас опять опускается ночная тишина Бриз уносит запах серы. Генри в доме успокоился и больше не плачет. Я вздыхаю и смотрю на море. Раньше, до этой ночи, я бы вместе с Сантосом порадовался столь удачно задуманному и исполненному выстрелу. Сантос выжидающе смотрит на меня:

– И что теперь?

Я опять вздыхаю. Вокруг нас – смерть, вся галерея залита кровью. Но этого пока мало. Еще одна жизнь должна прерваться сегодня. Иначе нельзя. Отец был прав. Нельзя доверять людям. Но мне не хочется просто так уничтожать этого человека.

– Иди возьми какое-нибудь ружье и заряди его,- говорю я ему, а сам беру старинный пистолет, который раньше положил на пол.

– А ты уверен, что с пушкой я один не справлюсь? – спрашивает Сантос.

– Уверен.

Он бредет по галерее к одному из пистолетов с раструбом, идет с ним в оружейную за порохом и возвращается обратно, чтобы зарядить оружие у меня на глазах.

– Насколько я понимаю, у нас дуэль?

Я киваю:

– Я же обещал тебе, что все будет по справедливости.

– А что если ты проиграешь?

– Не проиграю,- отвечаю я, подумав о том, как легко мне просчитать все его движения.

– Кто знает, де ла Сангре, кто знает! Я почти сделал тебя сегодня два раза, не так ли?

– Заряжай-заряжай.

Закончив, он смотрит на меня, и его передергивает:

– Ну что ж, все было не так уж плохо… В другое время, в другом месте мы бы… В конце концов, ты ведь говорил, что мы друзья, не так ли?

Сантос прицеливается в меня.

Я со стыдом вспоминаю, что действительно в какой-то момент мне подумалось, что между нами возникло нечто вроде дружбы. Я поднимаю свой пистолет и целюсь.

– Между нами и вами не может быть дружбы.

– А кто это вы? – спрашивает он.

Я смотрю Сантосу в глаза, жду, когда он какой-нибудь мелочью выдаст себя. Он не отворачивается. Не дрожит. Его храбрость дает ему право получить ответ на свой вопрос.

Но Сантос не собирается ждать моего ответа. Он судорожно втягивает в себя воздух, и я, не сомневаясь в том, что это значит, нажимаю спусковой крючок за миг до того, как он нажал бы свой. Он одновременно получает пулю и мой ответ:

– Драконы!

С тех пор, как Элизабет умерла, мы с Генри живем вдвоем. У меня нет причин покидать свой остров и искать чьего-либо общества Само существование моего сына, то, что он во мне ежеминутно нуждается, не дает мне поддаться унынию и горю. За это я ему благодарен.

Сначала мысль о воспитании ребенка в одиночку приводила меня в ужас. Я не был готов к этому, не имел простейших навыков. Элизабет знала бы, что надо делать. Ее мать еще в детстве научила ее всему, что нужно.

– Я помогала ей ухаживать за Хлоей, когда та родилась, – рассказывала мне Элизабет. – С детьми все просто.

Ее пугали только сами роды.

– Именно в родах наши женщины чаще всего умирают, – говорила она.

Я звоню Артуро Гомесу и рассказываю ему откорректированную историю рождения моего сына, предательства Джереми и смерти Элизабет от руки Тинделла и его висельников.

– Хорошо, что Генри не пострадал, – говорю я.

Латиноамериканец порывается снабжать меня пособиями по уходу за грудными младенцами. Из любопытства я соглашаюсь с ними ознакомиться. Но читая Спока и Лира, пока Генри спит, я все чаще и чаще разочарованно качаю головой. В конце концов я забрасываю всю эту ерунду подальше. Мой сын – не человеческий детеныш. Ему нужно совсем другое.

Элизабет, помню, смеялась, когда я предложил купить для ребенка кроватку. Теперь я понимаю почему. Никто еще не изобрел памперсов для младенцев-драконов. Теперь я вижу, что сено, как и говорила Элизабет, – самая удобная постель для моего сына. Ему удобно на ней спать. А когда она запачкается, сено легко сменить.