Джон Толкин - Сильмариллион(пер. Н.Григорьева, В. Грушецкий)

— Да, это так, — ответил Манвэ. — Но почему ты спрашиваешь об этом? Тебе ли учиться у Аулэ?

Йаванна прислушалась к своему внутреннему голосу и сказала так:

— Могучий Манвэ, тревожат меня думы о грядущем. Мне дороги все мои создания. Мелькор и без того извратил слишком многое... Ужели ничто из сотворенного мной недостойно свободы?

— Хорошо, — молвил Манвэ, — что из твоих созданий желала бы ты сохранить? Которые из них милее твоему сердцу?

— И те и эти, — быстро отвечала Йаванна. — Они хороши вместе. Но если кэлвар могут постоять за себя или убежать, то олвар — те, что растут — беспомощны перед чужой волей. Но милее всех мне деревья. Медленно растут они, а умрут быстро, и если не приносили они богатых плодов, никто не пожалеет об их уходе. Я провижу это в своих думах. Вот если бы деревья могли говорить от имени всего, растущего на Арде, и карать тех, кто поднимет руку на них...

— Странные слова, — покачал головой Манвэ.

— Но именно так было в моей Песне, — горячо воскликнула Йаванна. — Покуда вы с Ульмо создавали тучи и проливали дожди, я возносила навстречу им ветви деревьев. Ветра и ливни заглушали их негромкий голос, но и они возносили хвалу Эру.

В глубоком молчании созерцал Манвэ думы Йаванны, сомнения переполняли его. Не укрылось это от Илуватара. И вот показалось Манвэ, что вокруг зазвучала Музыка, он вслушался в знакомые звуки, но теперь различил в них много новых оттенков. Вновь открылось ему Видение. Образы его были не так ярки, как в первый раз, но теперь Манвэ видел в нем и самого себя, а главное — видел он отчетливо что

все в мире держится волей Илуватара. Видел он, как рука Творца проникла в Мир, видел, как вышли из руки его многие чудеса, скрытые от Манвэ доселе в сердцах Айнуров...

Очнулся Манвэ, спустился к Йаванне на Эзеллохар, сел рядом с ней под кронами Двух Дерев. И так сказал Манвэ:

— О Кементари, выслушай слово Эру: «Ужели думают Валары, что я не слышал всей Музыки? До самого слабого звука самого слабого голоса? Так знайте: когда настанет час пробуждения для Моих Детей, сбудутся и чаяния Йаванны. Издалека соберутся духи и войдут в кэлвар и олвар, и будут жить в некоторых из них. И дети мои будут почитать их и страшиться их праведного гнева. Так будет, пока сильны Перворожденные, а Пришедшие Следом молоды». Видно, забыла ты, о Кементари, — говорил Манвэ, — что в Музыке звучали не только твои помыслы. Не единожды встречались они с моими и тогда взлетали звуки подобно огромным птицам, парящим над облаками. И это услышано Илуватаром. Уже теперь, до пробуждения Перворожденных, придут в мир на крыльях ветра Орлы Властителей Запада.

Радостно встала Иаванна, воздела руки к небесам и воскликнула:

— Ввысь тянуться деревьям Кементари! Да будет высоким жилище Орлов!

Поднялся Манвэ, и казалось, голос его звучит из заоблачных высей:

— Нет, Иаванна, — сказал он, — для Орлов достаточно высоки будут только деревья, выращенные Аулэ. В горах станут селиться Орлы и оттуда будут внимать призывам, обращенным к нам. А в твоих лесах будут бродить Пастыри Деревьев.

На этом расстались Манвэ и Иаванна. Она вернулась в кузницу Аулэ, где он разливал по формам расплавленный металл.

— Предупреди своих детей, — сказала ему Иаванна, — ибо милостью Эру отныне в лесах они могут встретиться с силой, чей гнев я бы не советовала им будить. Он может стать гибельным для них.

— Но им же все равно нужно будет дерево, — пожал плечами Аулэ и вернулся к своему горну.

При свете Дерев, за горами Амана летели века блаженной жизни Валаров. Среднеземье по-прежнему лежало под звездами, объятое плотным сумраком. Во времена Светочей здесь кипела жизнь, теперь же, во мраке, ничего не росло. Но в морях колыхались гигантские водоросли, а на суше — тени огромных деревьев. В долинах, в холмах, окутанных мраком, таились свирепые и злобные твари. Редко кто из Валаров заходил сюда. Только Йаванна бродила иногда по лесам и долам, печалясь о таком конце Весны Арды. Многое из рожденного тогда погрузила она в сон до срока, и растения ждали грядущих веков, не старея и не умирая.

На дальнем севере бодрствовал Мелькор. Он копил и копил силы, и от него наполнялись темные, спящие леса чудищами и прочей жуткой нежитью. В Утумно собирались толпы демонов из тех, что соблазнились во дни славы Мелькора и теперь мало чем отличались от него. Багровый пламень заменял им сердца, страх волнами расходился от них, а мрак служил одеянием. Много позже в Среднеземье их стали звать Барлогами. Множество других чудовищных форм родилось из тьмы Мелькора, долго они тревожили мир. Росли границы темных владений, постепенно отодвигаясь все дальше к югу. Мелькор воздвиг еще одну крепость с обширным арсеналом на берегу моря, на северо-западе. Она должна была отразить натиск Валаров, если бы они решили начать войну. Крепость звалась Ангбанд, а правил там наместник Мелькора — Саурон.