Сергей Челяев - Ключ от Снов

Воевода вспомнил, что даже не спросил давеча старого таинника, где тот взял второй кусок письма. Но Одинец внезапно почувствовал, что у него буквально затрещала голова, так что, казалось, сейчас лопнет. Тогда воевода вскочил, бросился из палатки к коновязи и с разбега сунул голову в стоящее тут же ведро с водой. Потом он долго пил и все никак не мог утолить жажду. Наконец, обессиленный, опустился на траву и на все вопросы обеспокоенных телохранителей только горестно мотал головой из стороны в сторону, и лицо его было бледным и землистым, как у человека, долго болевшего и оттого невзвидевшего белого света. Понял русинский воевода тайных дел, что ошибся в том, в чем не ошибался никогда.

Спустя час Одинец все-таки пришел в себя, спешно вызвал двоих своих самых надежных людей и велел им во что бы то ни стало разыскать предателя, балтского разведчика Ивара, но только так, чтобы ни один волос с головы перебежчика не упал. Взмолились оба русинских разведчика: Ивара и без того уже обыскались разведчики и проныры всех королевств, а русины с балтами – те чуть ли не каждый камень на острове перевернули в поисках рыжего изменщика. Но шепнул Одинец им несколько слов, и в лице переменились оба разведчика. Побледнели как полотно оба и рысью бросились в лес. Проводил их Одинец взглядом, сокрушенно вздохнул, покачал головой и вернулся в свою палатку. Не верил он уже, что найдут Ивара, а теперь – в особенности. А мысли его раз за разом возвращались к злополучной, проклятой записке со стрелкой, будь она трижды неладна!

Все получалось иначе, с той самой минуты, как увидел Одинец предательскую записку Ивара. Стрелка его ясно и недвусмысленно указывала, откуда надо смотреть на фронт объединенных королевств. И в этом случае выходило, что менялись стороны местами: правый фланг становился левым, а левый получался правым. Все зависело от того, как смотреть на линию королевских войск. И получалось теперь, что Ивар отправил северянам ложное послание, направив их удар не на русинов, а, напротив – на сильный отряд балтов. А стратегия в этом сражении объединенных королевств и союзника их, Новограда, в том и состояла, чтобы спустя час-другой отчаянной рубки выманить именно на балтов основные силы Севера, прогнуть фронт и в притворном отступлении охватить вражеский фланг.

Две мысли теперь тяготили русинского воеводу тайных дел: кто-то, выходит, оклеветал ни в чем не повинного парня, и, возможно, та же рука отравила в ночь перед битвой его, Одинца, молодцов. Крепко задумался воевода и, наконец, решился… все оставить, как есть. Своим людям, что воротились ни с чем, велел продолжать поиски, но строго-настрого им наказал: коли попадет в их руки рыжий балт, живьем тащить сразу к нему, Одинцу, без всяких самосудов и измывательств, поскольку будто бы знает балтский лазутчик северные секреты и надобно его сперва допросить с пристрастием, а потом уже и решать, как примерно казнить проклятого изменщиком. Сам же Одинец тем временем внимательно приглядывался, кто в союзном стане больше всех поносит предателя, кто наиболее рьяно организует его поиски, а кто – наоборот на эту тему предпочитает помалкивать да отшучиваться. Смотрел Одинец, примечал, и все тяжелее становилось у него на душе: чувствовал, что так и не суждено им отыскать Ивара живым. Да и тела несчастного балта не нашел никто из разведчиков и дознавателей, хотя старались все на совесть. Потому, когда отплывал корабль русинских таинников, был Одинец лицом темнее тучи, да все истолковали, что расстроен русинский воевода, что, мол, не довелось ему разорвать рыжего предателя собственноручно, как и пообещал, по кусочку за каждого его погибшего разведчика. Молчал Одинец как рыба и правды не раскрыл никому, поскольку разумно решил – еще не время. А мертвые все равно сраму не имут, как говаривали в его родных краях. Так все и осталось на своих местах, и только душу Одинца отныне словно кто-то рассек надвое, и половинки ее никак не хотели срастаться, а пропасть меж ними с каждым годом росла и росла.

– А сюда-то ты как умудрился попасть? Неужто прямо под землей прошел? – с любопытством спросил Травник. Этот человек, казалось, умел оставаться серьезным и сосредоточенным в минуты, когда других охватывало безудержное, беспечное веселье, и не падал духом в скорби и смертной тоске.

– А вы о Рыбаке разве не слыхали? – в свою очередь ответил вопросом на вопрос Одинец, и в душе Марта тревожно кольнуло – ему вспомнился извечный спор на тему подобной манеры вести разговор Книгочея и Снегиря. Похоже, от этой болезни страдало немало людей на этом свете!