Мэтью Гэбори - Сердце Феникса

В лесу загремели первые удары топора, среди бурых стволов разносились возгласы и звучный смех лесорубов. Для Януэля это послужило сигналом, что пора одеваться. Преодолев притяжение внешнего мира, он решился отвести взгляд от окна, шепотом повторяя краткий стих из Завета. Юноша подошел к стулу, через спинку которого была перекинута тяжелая монашеская ряса. Накинув ее на себя, он склонился над большой чашей с водой. Погрузив в нее руки, Януэль смочил спутавшиеся волосы. Новый зов колокола возвестил, что пора отправляться на утреннюю трапезу. Он торопливо покинул келью, направившись в большую залу – рефекторий, где тридцать учеников обычно делили свою скудную трапезу.

Миновав соседние кельи, двери в которые были приоткрыты, он направился дальше. Ступени узкой винтовой лестницы, освещенные мерцающими огоньками закрепленных на стене свечей, вели в темные подземелья Башни. На каждой площадке из келий выходили все новые юноши в коричневых рясах. Гогоча, они подталкивали друг друга, уверенные, что этот утренний гам не потревожит никого из мэтров. Учителей-наставников насчитывалась лишь дюжина, обыкновенно они спускались к трапезе раньше послушников, чтобы те затем могли свободно насладиться пребыванием в обеденной зале.

Ученики все подходили, что лишь усиливало гомон под темными сводами трапезной. Все пространство круглой залы заполняли длинные деревянные столы с придвинутыми к ним скамьями, составленные в пять рядов. Простая деревянная мебель соответствовала суровому обиходу лиги. Здесь избегали показной роскоши, чтобы не отвлекать юношей от повседневного труда. Но, несмотря на строгие правила поведения, во время трапезы разрешалось разговаривать и даже шуметь. Фениксийцы полагали, что слово равноценно обильной пище, здесь поощрялись открытость и непринужденность. У юных адептов должен был возникнуть тесный контакт с Фениксом, а для этого следовало овладеть искусством доверительного общения, учением Завета это поощрялось.

За трапезой приходилось довольствоваться куском сыра, горячим супом и пресноватыми ягодами, однако Януэль не роптал на скудную пищу. Это не имело для него никакого значения. В прошлые времена ему дважды довелось подолгу голодать, но он выжил.

Подойдя к месту наставника, сидевшего во главе стола, юноша сделал приветственный жест: он прикоснулся ладонью к его ладони, пальцы при этом были раскрыты веером. Этот жест в лиге означал горящий огонь – символ Завета. Учитель, мужчина со светлой бородкой, повелел ему сесть. Рефекторий наполнился шуршанием одежд, глуховатым постукиванием деревянных ложек и легким скрежетом скамей о каменные плиты пола. Сидевшие друг против друга ученики после кратких приветствий сосредоточились на содержимом своих мисок. Януэль позавидовал выражению их спокойных и строгих лиц, освещенных косыми солнечными лучами, проникавшими в бойницы Башни. Сам он опять провел тревожную ночь, и умывания прохладной водой при пробуждении оказалось недостаточно, чтобы развеять впечатление от беспокойного сна.

Януэль занял место подле Силдина, которого считал своим единственным настоящим другом среди собратьев. Это был тонкий, стройный, почти тощий, если судить по его впалым щекам, юноша. Януэль понимал, что Силдин с его непринужденными манерами, легкими прядями светлых волос, ниспадающими на шею, и ярко-синими глазами обладает несомненной притягательностью… во всяком случае, многие девицы, слушая речи Силдина, склонны были с этим согласиться.

Юноша, с еще сонным выражением глаз, заговорщически улыбнулся Януэлю.

– Не прошло еще и часа, с тех пор как я вернулся в Башню, – шепнул он.

Януэль склонился к нему:

– Кто же на сей раз?

– Лайя…

– Все еще она? – воскликнул Януэль.

– Во имя Пламени! – громогласно отозвался Силдин, сохраняя плутовскую мину. – Говори потише, не то ты всех переполошишь!

Януэль оглянулся. Двое послушников явно повернулись в их сторону, но тотчас вновь принялись за еду. Смущенный искорками в глазах друга, он понизил голос:

– Ты не прав, рискуя так накануне церемонии.

– Да, не прав, – заметил Силдин, ущипнув при этом друга за руку, – но я провел ночь в объятиях дьяволицы, такую ночь… ах, Януэль, как объяснить тебе?

– Не старайся, я ничего не желаю знать, – строго прервал тот излияния Силдина. – Тебе отлично известно, что мы не имеем права покидать Башню. На это есть веские причины.

– Ах да… И какие же? – спросил Силдин с хитроватой усмешкой.