Александр Прозоров: Странички тетради

Гриша, как и положено директору, руководил процессом, вальяжно развалившись на травке, тыкая своего главного инженера в бок длинным гибким прутом и приговаривая: «Быстрее вари, быстрее!». Владик, не прерывая пения, отмахивался ложкой.

А вокруг уже сгустилась непроглядная ночь. И во мраке внезапно захлопало, зашумело, зашлепало нечто необъятное…

– Гуси, – навострил уши директор. – Гуси.

Он встал.

– Гуси-и, – Гриша буквально застонал, нырнул в палатку, выскочил с двустволкой и закрутился, таращась в темноту. На небе – ни Луны, ни звездочки, вокруг – ни единого лучика.

– Гуси-и, – вновь простонал Григорий и пальнул в темноту, прислушался и снова пальнул. – Гуси-и! – он метнулся в палатку, выскочил с патронташем в зубах, перезарядил ружье, перевел дух, пошевелил ушами, (ей богу пошевелил!) и шагнул во мглу. Через пару секунд раздался хруст, ругань, выстрел, снова хруст. Минуты через три выстрел донесся издалека.

– Ага, – удовлетворенно отметил Владик, – уху можно делить на двоих.

– А-а…

– А он, пока все патроны не расстреляет, не вернется. Не впервой.

– Чего ему утра-то не подождать?

– А они утром дальше улетают, – главный инженер снял с огня котелок и стал разливать свое варево, напевая в ритме танго: – Летит, летит по небу клин усталый…

Для поднятия аппетита мы тяпнули по рюмашке «беленькой», а потом так облопались, что я еле затащил свой живот в палатку и мгновенно уснул под нежный шелест ветра и мерные выстрелы вдалеке.

Из объятий сна нас вырвал торжествующий вопль Григория, потрясающего перед палаткой упитанным гусаком.

– Я вот. А вы не верили. Утром. Небось, – рассказывал он, борясь с одышкой. – Вижу. Бах. Слышу. Черт! Бах. Бах. Дерево. Вода!

– Он гуся подстрелил, – кратко перевел рассказ на русский язык Владислав.

– Ага. Вода. Красиво. Покажу. Где. – с трудом выдохнул Гриша, и жестом позвал за собой.

Войдя в лес, Гриша, не переставая рассказывать, с треском провалился по колено в какую-то яму, вылезая, ободрался о сосну, наклонился отряхнуться и врезался лбом в низкую ветку, шарахнулся назад, ударился спиной о ствол дерева, отлетел в сторону и надежно застрял в густом кустарнике. И как он ночью по лесу ходил?

Поминутно вытаскивая Гришу из разных лесных ловушек мы дошли до высокого обрывистого берега.

– Вот. Темно. Слышу. Бах. Здорово! Мимо. Бах. Озеро. Страх. Бах. Медведь? Во! – он высоко вскинул ружье, зацепился ремнем за сук, шагнул назад, замах руками, пытаясь удержать равновесие на краю обрыва, но не удержал и со словами: «Куст. Здорово!» загремел вниз.

– Убился мужик! – испугался я.

– Быть не может, он же директор! – отрезал Владик и полез было вниз. Я еле успел поймать его за шиворот: обрыв был высотой метров шесть и совершенно отвесный.

– Ты куда?! Грохнешься, что мне потом с двумя калеками делать?

Владислав посмотрел вниз, хмыкнул и забрался обратно.

После недолгих поисков мы наткнулись на березу, которая рухнула вершиной в воду, но еще держалась корнями за берег и, цепляясь за ветви, спустились на пляж под обрывом. Гриша, обняв ружье, лежал у самой воды.

– Ты спишь или помер? – Владик присел рядом на корточки. Вместо ответа Гриша оттолкнул двустволку, перевернулся на другой бок и тихонько засопел. Владик облегченно вздохнул: – Товарищ директор, пошли спать в палаточку?

Я поднял ружье, «переломил» – патронов, естественно, не было – повесил на плечо, огляделся.

Обрыв, изрешеченный ласточкиными гнездами, далеко тянулся в обе стороны, местами нависая над самой водой, и пологих спусков нигде не намечалось. Если спуститься по березе оказалось несложно, то забраться, особенно с Гришей на руках, было бы проблематично. Я пошел вдоль берега, внимательно оглядывая отвесный склон, чуть не споткнулся о кучу гниющего камыша, перешагнул, стараясь не ступить в переплетенные тиной стебли, и внезапно оказался в высоком и довольно глубоком гроте. Посреди грота бил ключ, хрустальная ленточка воды струилась к озеру, плясали на стенах солнечные блики от волн перед входом, а над родником стояла маленькая, невероятно курносая обнаженная вьетнамочка и восторженно смотрела на свою ладонь.

– Здрасте… – остолбенев от неожиданности, ляпнул я, и только тут сообразил, что вижу сквозь девушку блики на стене. Да она же стеклянная! Подойдя вплотную, я осторожно коснулся чудесной статуэтки и осознал заблуждение: нет, не стекло. Какой-то неизвестный мне камень или пластик. Рука сама собою скользнула по изящным линиям теплого камня. Теплая. Как живая. Отступив, я медленно обошел это чудо кругом. Изумительно сделано! Не утерпел и вновь коснулся пальцами ее распущенных волос. Откуда здесь такое чудо? Что это за полупрозрачный камень телесного цвета?