Владимир Лосев - Месть Демона

Итак, идем на окраину города, к пустырю, а от него к дереву.

Дальше все просто, перелезаю через забор, в котельной Роман меня встретит, накормит, напоит, и спать уложит.

Мое второе «я» уже давно все приготовило и обо все договорилось. Интересно, насколько тупым оно меня считает?

Думаю, что, как бы плохо оно обо мне не думало — право.

Мстит за Ольгу только оно, а я переживаю, мечусь и попадаю в разные глупые ситуации, из которых потом ему приходится меня вытаскивать. Но если брать по большому счету, все можно было угадать с самого начала. Я не способен никого убить. Нет у меня таких навыков, а при одной мысли о том, что придется это сделать, мне становится плохо. Даже на комара рука не поднимается, дую на него, чтобы он улетел…

Нужно идти, пока ночь, улицы пусты, мне не перекрыли все пути отхода, и все не стало еще хуже.

Я встал, натянул еще влажные кроссовки на ноги в прихожей и приложил свое ухо к входной двери. На лестничной площадке стояла томная тишина, но я не подался соблазну уйти этим путем.

Что-то не дало мне это сделать, возможно, предчувствие беды, а может, опять заработала интуиция, такое у меня тоже бывает. Я потоптался у двери, прислушался еще раз, затем снял засов. Это для того дверь можно было открыть ключом, если придется возвращаться обратно в квартиру, и направился к окну, по дороге зайдя в ванную и захватив с собой влажную безрукавку.

Меня еще немного шатало, внутри по-прежнему урчал котел, готовый взорваться. В животе булькало от выпитой воды, хотелось спать, глаза слезились, а руки дрожали.

Наверно, это не самое лучшее состояние для того, чтобы лазить по стенам, да еще на уровне четвертого этажа.

Наверно поэтому я и сорвался.

Сразу, как только вылез из окна, не смог найти опору для рук, опасно качнулся вперед, и только в последний момент сумел ухватиться за штырь, который судорожно нащупала моя правая рука.

Почему-то в этот момент не испугался, внутри царило полное равнодушие к своей судьбе, усталость и печаль, которую удачно дополняло бурление в желудке. Нет, в таком состоянии легко умирать, сам не заметишь, как на смену одной внутренней боли, придет другая всепоглощающая.

Я перенес тяжесть своего тела вперед, моя правая нога выскочила с кирпичной выбоины, а рука вспотела и скользнула по металлическому штырю. Меня бросило вперед к стене, и я оцарапал лицо об кирпич.

Руки, обламывая ногти, цеплялись за стену, ноги лихорадочно дергались, ища опору, которая куда-то исчезла. Я дернулся еще раз вперед, и внутри что-то ухнуло. А потом возникла в пустой голове всего одна очень простая мысль:

«Не надо было мне никуда идти…»

А дальше я стал падать вниз в темноту, навстречу асфальту внутреннего двора, совершенно невидимому в темноте, но почему-то остро ощущаемому. Мелькнула очередная думка:

«Сейчас умру, какая, однако, глупая смерть…»

Я зажмурился от страха.

Но у меня перед глазами не промелькнула в одно мгновение вся моя жизнь — либо умирал не по-настоящему, либо вспоминать было особо нечего.

Только подумалось о том, что найдут мое тело не сразу, а через неделю, а то и две, в этот внутренний дворик слесаря из ЖЭК заходят не часто. И что если даже и не умру сразу, то помощи все равно ждать неоткуда. Никто не придет, никто не заметит…

Последняя мысль, которая у меня появилась перед забытьём, была примерно такой…

«Как хорошо, что это случилось. Ничего больше не надо, не стоит никуда спешить, и, наконец, исчезнет эта невыносимая боль в сердце…»

Из груди вылетел вздох облегчения. …

Меня поглотила тьма, пустота, и тишина, в которой терялся мой голос…

Кажется, все-таки что-то закричал от страха! Трус!!!

Сколько меня не было, я не знаю. Пока в жутком непроглядном мраке кто-то горько не прошептал — я умер…

И следующая мысль:

«А кто это говорит? Если это я, то получается, что все еще жив?

И в моем теле ощущается какая-то боль…

Разве вместе с телом мы не теряем и болевые рецепторы?

Неужели живой?!»

Я неохотно открыл глаза и увидел, что сижу в метрах в тридцати от дома на теплом асфальте у противоположной стены, целый и относительно невредимый. Кое-что конечно во мне было не так.

Невыносимо болели руки, особенно там, где были сорваны ногти и мякоть с кончиков пальцев. Не зря выдирание когтей когда-то считалось страшной пыткой. Древние были правы, терпеть такое почти невозможно, я бы все рассказал, что знаю, лишь бы прошла эта боль.

Но, увы, меня никто ни о чем не спрашивал…